Это был вызов, нахальство, наглость, противостояние, и я был отчислен с начала 4-го курса из МХТИ.
Исключили.
Спасти мог только ректор, и я записался на прием. Николай Михайлович Жаворонков, ректор МХТИ, внимательно выслушал мой сбивчивый рассказ о радиоузлах, детекторных и супергетеродинных приемниках, о провале из-за глаз на физхиме и подписал мой перевод на специальность № 5 МХТИ. Когда через 13 лет на Экспо-67 в Монреале, встретив его с супругой в советском павильоне, я рассказал ему всю историю, он был тронут до слез. Не от драматической истории, а от огромного плаката «Да здравствует МХТИ», которым мы с Мишей Кузнецовым встретили его после 14-часового перелета на ТУ-114 на 2-м этаже советского павильона в разделе «Электроника».
Ирина Брудно, 1954 г.
В отличие от привычного электричества, основные законы и технологии которого были изучены в 18-19 веках, электронные приборы для радиосвязи и тем более для телевидения и радиолокации требовали разработки специальных технологий получения и сохранения внутриприборного вакуума, получения специальных металлов, изоляторов, стекла, керамики, химических соединений. [Если] процессам взаимодействия потоков электронов с электромагнитными полями обучали в нескольких советских учебных заведениях, то технологию производства электронных приборов глубоко, с необходимой физико-технической базой не изучали нигде. На физфаке МГУ профессор Кравцов в основном курсе электронных приборов попутно и очень сжато рассказывал о технологии их производства.
В МХТИ подготовка специалистов по электронной технологии проводилась, пожалуй, с противоположной ориентацией: основные курсы лекций и практических занятий имели технологическую направленность, а электродинамику, электронику и радиотехнику для нашей, например, группы очень сжато и понятно читали профессор Борис Михайлович Царев и доцент Строганов. Удачливость выбора МХТИ для организации подготовки зарождавшейся тогда в СССР промышленной электроники объясняется именно тем, что МХТИ из всех ВУЗов СССР давал самый широкий спектр базовых физико-химических знаний. Руководители кафедры Капцов, Б.М. Царев, Букдель, Майер понимали, что для расширяющихся областей электроники всегда будут востребованы именно специалисты с базовым физико-химическим образованием, которое должна была давать кафедра, каждый из ее руководителей выстраивал согласно собственным научным воззрениям и интересам.
Итак, я почти зайцем проник на кафедру № 5. Как-то неожиданно многое оказалось если не знакомым, то привлекательно-понятным.
Я с детства не понимал, как из стекла вырастают металлические электроды. Или откуда такой загадочно-красивый яркий голубой свет в электронных лампах. Анна Тимофеевна Ягодина научила меня соединять жесткий металл с мягким, разогретым до ярких 500 градусов стеклом. Женщина с какой-то мифической фамилией Старокадомская зажигала в вакуумных трубках тот самый голубой огонь, который я помнил с совсем раннего детства. Даже для пристававших журналистов 2000-х годов серийно отштамповал расхожую фразу: «Я родился в голубом свете генераторных электронных ламп». В этой фразе не вся колоритность, я четко помню эти лампы Алладина с таким загадочным, уводящим в истину свечением.
Главный курс электронных приборов читал заведующий кафедрой профессор Бор. Мих. Царев. Ему, как и мне через 50 лет, в МАТИ нужно было рассказывать обо всех электронных приборах, включая СВЧ и только что появившиеся полупроводники за один семестр. Он читал интересно, но без артистизма Капустинского, быстро правой рукой исписывал всю доску и почти сразу левой рукой все стирал.
Это был первый спецкурс второго семестра третьего курса обучения. Несмотря на специфику изложения, многое в его лекциях легко и с интересом воспринималось мной, напоминая радиоузлы детства и радиолюбительский опыт. Именно по этому курсу я и получил первую пятерку, решившую мою судьбу. В следующий семестр Б.М. Царев читал свой профессиональный предмет – катоды электровакуумных приборов, И.Н. Орлов из фрязинского НИИ-160 энергично рассказывал о люминофорах. Были лекции и лабораторные работы по технике вакуума с диффузионными и еще ртутными насосами Лэнгмюра, основам вакуумной гигиены, электронным материалам, организации производства, техники безопасности – везде зачеты и экзамены. Я с интересом все изучал и легко сдавал всегда на «отлично».
Уже на 3-м курсе закончился нудный марксизм-ленинизм, в лекциях которого не чувствовалась убежденность даже преподавателей. Тянулась еще сдача «тысяч» (знаков перевода) по послевоенно популярному немецкому языку. У меня еще со школы была к нему неприязнь: предложение могло вмещать 30–50 слов и только в конце могло возникнуть отрицание. Да и немки, как на подбор, все отличались занудством.
На 5-й кафедре было понятно, что учат специальности, и все было пропитано базовой физхимией, которую я благодарил всю мою профессиональную жизнь.
Удивительный, но 40 лет не удостоившийся заслуженного внимания факт: первый отечественный транзистор был разработан в дипломной работе студенткой первого выпуска 5-й кафедры Сусанной Гукасовной Мадоян. Научной базой для изобретения самого эффективного электронного прибора – транзистора, революционно изменившего во второй половине 20-го века направление развития цивилизации, были исследования полупроводниковых эффектов почти за 100 предшествующих изобретению лет.
Первая студенческая производственная практика на электронном заводе весной 1954 года меня не просто заинтересовала, а на всю жизнь внушила уважение к электронному производству. Это был опытный завод все того же НИИ-160. Цех, куда наша группа попала осваивать производство металлостеклянных кинескопов. Процесс их производства включал все типичные для ЭВП этапы: входной контроль всех металлических, диэлектрических, жидких и газообразных материалов, формообразование деталей кинескопа, их обработка и монтаж электронных пушек.
Затем шла драматическая борьба температурных коэффициентов расширения металла и стекла. Стальной конус, хотя и заменял килограмм 15 стекла при своем весе в 4 кг, был очень неуживчивым с расплавленным стеклом. В кинескопах с круглым экраном надежные спаи получались, а вот для прямоугольных экранов согласование происходило не всегда. Полярископ – контрольный прибор, определяющий уровень напряженности спая, показывал яркую радугоподобную картинку в углах и такую заготовку кинескопа отправляли в брак. Часто дело не доходило даже до полярископа – спаи трещали раньше.
Так я познакомился с важнейшей характеристикой технологического уровня производства электронных приборов – процентом выхода годных. Борьба за его повышение шла и до сих пор идет на всех электронных заводах.
В данном случае речь идет о проценте выхода годных только на одной технологической операции, а их число для цветного кинескопа превышает 6000, и на каждой из них существует возможность брака. Поэтому работа технолога в электронном производстве считается ключевой.
Кафедра № 5 Московского химико-технологического института готовила именно технологов производства электронных приборов.
Нашей группе повезло: первая же практика проходила в производстве самого сложного прибора. На стеклянный экран кинескопа напыляли в вакууме тончайший слой алюминия – анод кинескопа, затем на экран осаждался люминофор, а в горловину впаивался электронный прожектор – катод кинескопа, и начинался продолжительный процесс откачки – создания вакуума в приборе.