«Саня говорил, что он учится в Новосибирске, что можно будет вынести из этого знакомства?»
Как же я ошибалась тогда!
В тот вечер вы с Сашкой ушли в деревню, по дороге нарвались на кабана-подранка, дали стометровку до дома, но об этом мы узнали только на следующий вечер. А пока мы остались в лагере впятером: я, Кирилл, Коля, Серега, все болоховские, и Миха. И стало как-то скучно и грустно, мне не хватало чего-то. Или кого-то. Мне не хватало тебя, но об этом думать не хотелось, ведь на тот момент я почти год встречалась с Колей, была уверена, что люблю его, и он тоже.
Но со своей душой я ничего поделать не могла. Она ныла и просила вернуть тебя обратно. Она кричала о том, что симпатия уже слишком велика, чтобы просто не замечать тебя. В конце концов, неожиданно для себя самой, я начала ждать нашей следующей встречи.
***
Господи, как же меня все достало! У меня не хватает сил. Если раньше я разбазаривала свою энергию направо и налево, то теперь мне неоткуда ее брать. Я не могу учиться, не могу отдыхать, не могу развлекаться, не могу ничего.
Только ползти по жизни, натыкаясь на глухие стены, которые не могу пробить. Эти проблемы, вот именно проблемы, а не задачи, эти стены, эти столы, эти лица, все раздражает, все бесит, хочется сделать один рывок вперед и покончить со всем этим. Но что сделать? Я наскакиваю на эти стены, но у меня нет сил пробить их, и все это выглядит весьма глупо. Что сделать? Куда пойти? С кем поговорить? Где взять эти силы?
Этот бесконечный поиск в течение многих лет только добивает. Коля, который тянет меня вниз, но привычка, нежелание и боязнь быть одной, неизвестность, мешают его бросить. И вся «любовь» превращается в трудную и занудную ношу, кто кого перетянет. На это тоже уходит много сил, и времени, драгоценного времени, которое можно было бы потратить на что-то более полезное.
И ты, который сначала открыл мне глаза, разбудил, сказал: «Доброе утро!», показал совсем другую жизнь, взял за руку и повел к большой, замечательной, светлой, солнечной Жизни. А затем уехал, пропал, замолчал, возможно, забыл, так же отказавшись тащить за собой этот груз. И что? Я барахтала руками и ногами, цепляясь за воздух, и продолжала лететь вниз, в глубокий, грязный и вонючий колодец. Теперь я там, глубоко внизу и задыхаюсь. И каждое мое утро начинается в этой луже. И каждый день я пытаюсь выбраться оттуда, но снова падаю. И все, на что меня хватает, это сидеть по шею в отходах, фекалиях и грязи, смотреть вверх, дышать этой вонью, мечтать и снова нырять с головой в канаву моей жизни.
***
Весь следующий день я ждала тебя, тщательно скрывая это ожидание от самой себя. Было пасмурно, но это не помешало нам купаться, отдыхать и радоваться жизни. Мне было хорошо, я наконец-то дождалась этот поход, я была на природе, в лесу, на берегу огромного пруда, который, если бы не плотина, по праву назывался бы озером.
Из всей компании другом я считала только Миху, который очень сильно выручал с обедом, дровами, общим настроением. Сварили завтрак, поели, ребята засели ловить рыбу, поймали, выпустили, чему я была очень рада. В тот день к нам на моторке приплыл Дима, пацаненок, как ты помнишь, очень бойкий, несмотря на свои 15 лет, охранник пруда. Познакомились, спросил, все ли нормально, и уплыл обратно. А вас с Сашкой все не было.
Снова приплыл Дима, забрал Миху и Серегу за грибами. В лагере стало совсем скучно. Да и Коля с Кириллом, эти теплые «шланги», не смогли даже наколоть дров, хотя попытки были. Я потихоньку начинала нервничать, потому что давно пора было обедать, а вода в котелке все не закипала. Ребята помогли мне с картошкой и морковью, но с костром они справиться не смогли. Я натерла мозоль, пытаясь поддержать огонь с помощью миски, изнасиловала легкие, испачкала джинсы в золе. В конце концов, нервы дали небольшой сбой, и я плеснула в котелок керосин. Глубоко вздохнула, чтобы не взорваться от досады и злости, и начала заново.
К моей гордости «уха» из консервов получилась очень даже ничего. Вернулись Миха с Серегой и с пакетом сыроежек, быстренько все это дело помыли, почистили остатки картошки, одолжили у Димы масла и принялись жарить рагу. По идейным соображениям Кирилл с Колей отказались есть грибы и ушли на родник за водой.
Миха с Саней ушли в деревню за картошкой. Как же мне хотелось, чтобы они взяли с собой и Серегу. При таком раскладе в лагере остались бы только мы с тобой. Но третий – запасной – остался, достал пиво, гитару и играл нам любимые песни.
Тогда мне все же удалось пообщаться с тобой, узнать, что ты действительно учишься в Новосибирске, а родители остались в Тюмени, что в Ясной Поляне у тебя бабушка с дедом, и что каждое лето ты приезжаешь к ним на полевые работы. Ты оказался не таким уж угрюмым, даже веселым, высоко развитым в интеллектуальном плане, настолько высоко, что я была очень удивлена, узнав, что мы с тобой ровесники.
Ты просил сыграть «С войны» и «Все идет по плану», сказав, что это две твои любимые песни, что вызвало еще один подъем моей к тебе симпатии. Все в тебе привлекало меня, и то, как ты говоришь, и то, что ты говоришь, и то, как двигаешься, как раздуваешь костер, как куришь. В тебе чувствовалась уверенность и сила, ум и юмор, богатый опыт и самостоятельность.
Ты рассказывал, как шестилетним мальчиком отец взял тебя зимой на охоту, и как ты шел по лесу по колено в снегу, задыхался, обливался потом, но не отставал от взрослых. Рассказывал о походах на Алтай, об охоте на кабанов, о скалах.
В тот вечер мое восхищение перевалило за край. И в то же время напала тоска. Я вспомнила свою жизнь и поняла, что просто существовала, не видя всей красоты и возможностей, что преподносит нам жизнь. Поняла, что живу скучно и однообразно, сидя в общаге за уроками или пустыми разговорами, или бесцельно шатаясь с Колей по городу, со своим любимым мальчиком, который в сиянии твоего образа померк и даже начал чернеть в моих глазах.
Наступала ночь. Рагу было приготовлено и съедено. Вернулись с родника ребята, брезгливо поморщились на грибы и принялись варить рис. В темноте, с полупотухшим костром эти двое стали объектом множества шуток и приколов.
Ты не кинулся им помогать. Зачем? Они сами сделали свой выбор, сами пусть и выкручиваются – удачи. Это был мой минус всю жизнь – лезть со своей помощью даже туда, где эта помощь не требуется. Зачем? Ради благодарности? Мало кому знакомо это чувство. Другое дело друзья, но они не были тебе друзьями, так зачем навязываться? (Рис они жевали полусырым).
Вернулись Сашка и Миха, за которых уже начали переживать. С ними пришел и Андрей – Сашкин брат. В ту ночь мы просидели очень долго, прикалывались, шутили, орали частушки непечатного содержания, испугались шороха в лесу. Испугались не на шутку. И только ты взял фонарь и нож и ушел в лес, благополучно вернувшись оттуда с ежиком, который нашел где-то банку из-под майонеза и застрял в ней иголками.
В ту ночь Сашка рассказал мне о смерти своего деда и об аварии, в которой погиб Максим, о тех ночах, когда и ты, и он несли гроб и просыпались в поту. Внутри у меня все сжималось и ныло от боли, которую вам пришлось вытерпеть и от стойкости, с которой вы терпели эту боль. Никому абсолютно вашей потери не было видно. Зачем? Да и писать об этом не стоит. Слова ни к чему. Прости.
Сашка с братом уходили домой, через несколько минут примчались обратно, ошарашенные, перепуганные, задыхающиеся. Переполошили всех. Мое сердце от страха готово было выскочить, ребята своего страха даже не скрывали, и только ты, казалось, даже не удивлен новостью:
– Там кабаны!
Долго прислушивались, вздрагивали от каждого шороха, а ты сидел на бревне, курил и объяснял, что надо делать, если выйдут кабаны. Перспектива не очень радовала. Еще меньше радости осталось, когда ты с Михой собрались провожать ребят. Что-что, а своей досады я скрывать не собиралась: