Новенькая иномарка резко тронулась с места, обдав гастарбайтершу облаком пыли и выхлопных газов, исчезнув вскоре совсем из виду.
Адаптация
Среднеазиатские зарисовки. Фото Н. Окды
Волна эмигрантов и гастарбайтеров уже давно докатилась до берегов Невы. Мне много раз доводилось видеть своих земляков, работающих на стройке, подметающих питерские дворы, обслуживающих многочисленные кафе и столовые, где они буквально приросли к «мойке» и швабре. А вот, в аэропорту – ещё не доводилось…
Пройдя многочисленные кордоны, обеспечивающие безопасность нашего перелета, я наконец-то очутился в так называемом накопителе – большом и просторном помещении, с кондиционерами «зима-лето» и удобными кабинками для туалета. Вот только таблички, ведущей к комнате для курения, почему-то нигде не нашёл.
К великому изумлению, возле туалета, я заметил двух землячек в униформе, которые только что подмели и прибрались во вверенном им участке. Я инстинктивно рванулся к ним.
– Простите, а где тут можно покурить? – вежливо поинтересовался я.
Симпатичная женщина лет сорока округлила свои глаза:
– Что Вы, что Вы! Здесь категорически запрещено курить!
И тут же, заговорчески подмигнув, и понизив голос, доверительно сообщила:
– Но, если очень хочется, то можете покурить в туалете, а я Вас покараулю…
– То есть? – не понял я.
– Ну, в общем, за 50 рублей я не только закрою глаза на это нарушение, но ещё постою на «атасе».
«Обана! – подумалось мне. – Приехали…»
Курить мне почему-то сразу расхотелось. Остался только какой-то неприятный осадок.
Ни слова не говоря, я с силой дёрнул дверь туалетной кабинки на себя. И тут же, следом за мною поспешила встревоженная уборщица.
– Тут нельзя курить!! – заверещала, было, она…
– Закройте сейчас же дверь с обратной стороны и оставьте меня в покое! – заорал я на неё, в свою очередь. – Я и без Вас знаю – для чего предназначены туалеты!
И сразу вспомнил про оригинальных американцев, которые вешают в подобных помещениях таблички следующего содержания: «Не бросайте окурки в наши писсуары, ведь, мы не писаем в ваши пепельницы».
Землячка нехотя повиновалась, нетерпеливо поджидая снаружи.
Едва я открыл дверь, как она в ту же секунду ворвалась в туалет и стала водить своим длинным носом во все стороны:
– Не курил? Нет? – подозрительно осведомилась она, перейдя, почему-то, уже на «ты» и усиленно втягивая в себя ароматы сортира.
Я со злостью захлопнул дверь и с грустью направился к своей ручной клади.
Ни рыба, ни – мясо…
Среднеазиатские зарисовки. Фото Н. Окды
Феруз – двадцатилетний парнишка из Узбекистана, приехал на заработки в Россию. Русского языка почти совсем не знает. В семи комнатной коммунальной квартире ютятся 57 земляков – гастарбайтеров. Словом, обычная картина.
Через неделю, не без помощи друзей, ему удалось наконец-таки устроиться на стройку, таскать кирпичи.
Поздним вечером, после первого трудового дня, усталый, но довольный, вваливается в свою ночлежку.
– Ну, как? – обступают его земляки.
– Вот, семьсот рублей дали… – гордо демонстрирует он заработанные деньги. – Только, я не понял: идти ли мне завтра на работу или нет?
– Что тебе сказал бригадир?
– Не знаю… То ли рыбу надо завтра разгружать, то ли – мясо… Я же по-русски не понимаю…
– У тебя есть номер телефона бригадира? – вдруг спохватывается один из его друзей. – Ты, хоть, запомнил – как его зовут?
– Володя – отвечает Феруз и достаёт из кармана аккуратно сложенный вдвое огрызок бумажки.
Товарищ, более-менее сносно владеющий русским языком, достаёт свой мобильник и начинает набирать записанный на листочке номер.
– Алё! Здравствуйте, это Володя?!
– Да. А это -кто? – в свою очередь, интересуется бригадир.
– Простите, Вы Феруза знаете? Он у Вас сегодня работал…
– Да… – смущённо произносит Володя, вспомнив про новичка, которому он обещал заплатить в конце работы тысячу рублей. И уже в следующую секунду его охватывает праведный гнев на непутёвого работника, с которым ему предстояло сегодня изрядно намаяться. – Но ведь, я заплатил ему…
– Да, да. – поспешно соглашается собеседник. – Он только хотел выяснить – во сколько ему завтра выходить на работу? То ли рыбу разгружать, то ли – мясо… Что Вы ему сказали?
Наступает некоторая пауза, после чего, трубка разряжается диким хохотом. Наконец, с трудом взяв себя в руки, бригадир проясняет:
– Я ему сказал, что он – «ни рыба, ни мясо», и что мне такие работнички больше на хер не нужны!
Велик
Велосипед советских времён. Фото из интернета
Вероятно, у каждого из нас в детстве было заветное желание. Моей светлой и недосягаемой мечтой был велосипед. Cначала – трёхколёсный, а чуть позже – в классе четвертом-пятом – настоящий, двухколёсный. Нет-нет, не «ПВЗ»2: тот был слишком «взрослым» для меня, да к тому же и чрезвычайно дорогим – пятьдесят два рубля. Об этом не могло быть и речи. Меня вполне устроил бы «Школьник» или – на худой конец – «Ласточка». Правда, последняя модель, считалась «дамской», ввиду отсутствия передней рамы, но с другой стороны, это даже было, скорее, её плюсом, поскольку избавляло нас – низкорослых юнцов – от мучительных попыток, запрокидывать ноги через высокую раму «взрослого» велосипеда. И по цене, второй тип «великов» был гораздо привлекательней – что-то, около 35 рублей. Однако и такая сумма, по тем временам, представлялась довольно внушительной для бюджета среднестатистической советской семьи.
Особенно, если учесть, что нас у папы с мамой было аж целых пятеро детей. Тут уж, моим родителям, волей-неволей, приходилось придерживаться мудрой и осторожной политики, во избежание всевозможных обид со стороны остальных членов семьи, что выглядело вполне справедливо. А потому, рассчитывать на столь щедрый подарок, я мог лишь весьма гипотетически, в своих самых смелых и невероятных фантазиях. Это выглядело примерно также, как чуть позже, я вычитаю в книжках по астрономии: да, есть далекие галактики, да, существуют в них звездные системы, подобной нашей, и даже, очень возможно, что имеется жизнь на какой-нибудь из них, но – вероятность контакта настолько мала… Словом, шанс был невелик, однако, именно эта слабенькая надежда, удивительным и непостижимым образом перевешивала всё остальное.
Тем более, что мои мягкосердечные родители, не желая расстраивать ребенка, дипломатично уклонялись от конкретного ответа, не говоря ни «да», ни – «нет». Это ещё более распаляло детское воображение: образ «золотого тельца» на двух колёсах, прочно засел в моём сознании – велосипедом я грезил целыми днями и бредил во сне, по ночам. Иногда, мне казалось, что эта мечта вот-вот близка к воплощению, но всякий раз, в самый последний момент, неизвестно откуда взявшиеся непредвиденные обстоятельства, препятствовали осуществлению заветной мечты, вновь отодвигая её на новый неопределенный срок. То, что происходило в такие минуты в ранимой и хрупкой душе ребёнка, невозможно передать словами. Обида – это совсем не то слово: эти чувства способен понять лишь тот, кому хоть раз довелось оказаться в подобной ситуации. Каждый раз, с трудом находя в себе силы, я «поднимался на ноги» и, заглушая в себе боль и зализывая раны, вновь и вновь пытался заставить себя поверить, что уж, вот в следующий раз, я буду обязательно вознагражден за все свои душевные муки и страдания. И каждый очередной такой случай, оставлял в моём сердце глубокие шрамы, которые, заживая со временем, оставляли, тем не менее, заметные следы и душевные рубцы в легко ранимой детской душе. Что тут скажешь: ребёнку так свойственно и ближе по своей природной сути, верить в чудо…
Мне бы, поднатужиться, поднапрячь немного свои детские мозги: прикинуться на недельку-другую паинькой и послушным сыночком; подналечь и принести со школы хотя бы две-три «пятерки»; поймать удобный момент, когда папа с мамой смеются, подойти к ним и тихо сесть рядом, изобразив на лице страдальческое выражение, полное скорби и утраты… И – всё! Можно смело подготовить кусок марли или фланелевую тряпочку для любовной протирки и чистки новенького седла и бардачка, от которых так пахнет умопомрачительной кожей и магазином! Однако, с Хитростью, дела у меня обстояли неважно: видать, пока я, раскрыв от удивления рот, изумлялся этому миру, остальные – более шустрые сверстники – разобрали ходовой, нынче, товар. А потому, когда я приплёлся к «шапочному разбору», со дна мешка, глупенько, хлопая своими невинными глазками, на меня взирали лишь Доверчивость и Наивность. Так что, выбора у меня не было: пришлось довольствоваться тем, что осталось.