Красота и жизнь – понятия близкие, почти равнозначные. Ведь без красоты истинной жизни нет на земле. И завтра утром мы с Женькой поедем в заповедник искать женьшеневые плантации. От этой новости я всю ночь не спал, все время видел перед глазами магическое растение – царя растений, – растущее под пологом красивейших деревьев.
Заповедный кордон
Уазик лесничего, то есть Евгения, трясся и подскакивал на разбитой дороге, которую вплотную обступила глухая тайга. Миновали шлагбаум при въезде на территорию заповедника. Теперь можно было в любую минуту увидеть кабанов, изюбрей, если, конечно, их не испугает гул нашего мотора и скрежет, и грохот подскакивающей на ухабах машины. А может быть, даже и тигра.
– Площадь у нас сейчас сильно увеличена по сравнению с тем, что было раньше, – рассказывал Сергей Леонидович, родной дядя Евгения, крутя рулем в попытках хоть отчасти умерить сумасшедшую тряску. – Раньше было 16,5 тысяч га, а сейчас 40,5. Но все равно это мало. Главное, что исток речки Комаровки находится вне заповедника, по ней к нам иногда всякая нечисть течет с полей, минеральные удобрения. Еще проблема: у нас тигры, а тигру ведь не прикажешь оставаться в границах, он куда хочет ходит, а вне заповедника всякое может быть. Стреляют втихую, если удастся. То же и с изюбрями, кабанами. Проблема всякого заповедника – прилегающая зона. Там браконьеры особенно любят бывать. Так и ждут, когда кто-то выйдет, подстерегают…
Справа раскинулась небольшая поляна, на ней целое семейство белых домиков с палисадниками и деревьями рядом, но «уазик» совершил крутой вираж влево и затормозил у низкого бревенчатого строения, рядом с которым гигантской величественной колонной вздымался огромный ильм со светлой ребристой корой и ярко-зеленой раскидистой кроной.
– Приехали, – сказал Сергей Леонидович.
Низкая бревенчатая изба – это был кордон, а семейство домиков – жилье лесников и егерей заповедника. Ура! Наконец-то я очутился в сердце одного из заповедников Южного Приморья. Организован он в 1934 году и до 1973 года носил название «Супутинский» по имени речушки Супутинки, которая теперь называется Комаровка. Уссурийский заповедник, как и речка, носит имя академика В. Л. Комарова – одного из первых советских исследователей Приморья. Как и все заповедники, «Уссурийский им. В. Л. Комарова» создан для того, чтобы сохранить в неприкосновенности и изучать уникальную природу этого края. Здесь водятся во множестве кабан, изюбрь, барсук, колонок, белка, многие птицы, а более редкие виды занесены в Красную книгу – тигр, амурский леопард, утка-мандаринка, черный аист, редчайшее растение женьшень. Сорок с половиной тысяч гектаров – это 400 км
2
Через несколько минут мы уже знакомились с работниками заповедника. Самый молодой назвался Владимиром, вторым был заместитель директора заповедника Анатолий Федорович и среднего возраста – Виктор. После знакомства мы вошли внутрь кордона, помещение которого занимал длинный дощатый стол, деревянные лавки, как в деревенской избе, и принялись готовиться к торжественному ужину. Владимир продолжал восхищаться недавним походом, рассказывая о великолепных деревьях, которые они видели. Анатолий Федорович деловито поддакивал ему и время от времени что-нибудь объяснял, вставляя латинские названия. Наконец он выставил на стол бутылку черного и густого, как нефть, бальзама, приготовленного им по собственному рецепту из кедровых орехов и трав. Женя с сомнением покрутил бутылку в руках, откупорил, понюхал и загадочно заулыбался.
– Вот это и есть самый лучший кедровый бальзам, который готовится так… – сказал он, овладевая общим вниманием и поглядывая на каждого по очереди голубыми глазами. – Кедровые орехи, неочищенные, заливают спиртом и ставят в темное место на полгода, не меньше. После этого срока бальзам готов. Принимать по 40 капель. Имеет целебное, тонизирующее свойство.
– А ты что сюда мешал? – спросил он у Анатолия Федоровича, закончив свою лекцию. Тот стал перечислять, наливая в походные кружки густую темную жидкость. Мы все пробовали бальзам, ели огурцы, помидоры, жареную рыбу и вареную картошку, а я с интересом присматривался к своим будущим спутникам.
Утром Евгений и Сергей Леонтьевич уехали по своим рабочим делам. Мы, оставшиеся, собрались в путь и тоже скоро вышли на дорогу. Справа от нее стоял сплошной лес, а слева простиралась довольно обширная поляна с высокой травой. Множество цветов пестрело в траве, летали бабочки. Почти тотчас я увидел двух бабочек синих махаонов, которые гонялись друг за другом, и наконец, кружась в совместном танце, взмыли высоко в небо. Увы, нам предстоял путь через поляну и лес на сопку, которая поднималась на довольно внушительную высоту на некотором расстоянии от нас. Это и была Змеиная гора. Ясно, что мы не останемся в этом благословенном месте, а пойдем к вершине.
Вершина была суровая, скалистая. Свое название сопка получила потому, сказал Виктор, что там обитает множество змей. Тут, пожалуй, впервые я почувствовал в себе то самое раздвоение, которое ощущал и потом на протяжении всего похода по заповеднику. С одной стороны согревала радость предстоящего пути сквозь тайгу и ожидание все новых и новых впечатлений в масштабе привычном, с другой – горечь от того, что столь дивные микросообщества мелких существ «дремучей поляны» и загадочные дебри какого-нибудь куста, мимо которых мы так быстро проходим, остаются непознанными, неисследованными и незапечатленными на цветной пленке, а следовательно, и в памяти. То есть «царапала» душу неудовлетворенность от непознанной глубины.
Но… «С богом», – произнес Анатолий Федорович глубоким басом и зашагал первым через поляну в лес. Мы вступили в чащу и первое время шли по равнине. Лес отличался от того, который был уже ранее на нашем пути. Первое, что обращало на себя внимание, это сплошные заросли папоротника. Здесь, по словам Виктора, рос главным образом папоротник страусопер (он называется так потому, что листья его и на самом деле отчасти напоминают страусовые перья) и орляк, листья которого, очевидно, напоминают крылья орла. Молодые побеги орляка, оказывается, собирают весной как грибы и даже сдают на заготовительные пункты. Они съедобны – по вкусу напоминают белые грибы. Их не только едят местные жители, но и отправляют на экспорт, главным образом в Японию, потому что нежные побеги орляка – «вараби» – национальное блюдо японцев. Кстати, орляк, пожалуй, самый распространенный папоротник на Земле, один из самых живучих, и растет он почти на всей территории нашей страны.
Часто встречались клены – клен мелколистный, клен ложнозибольдов с мелкими резными листьями, отчего над головами у нас была временами сплошная темно-зеленая, а временами вся пронизанная солнечными лучами и оттого ярко светящаяся изумрудная крыша. Местами «крыша» состояла из листьев маньчжурского ореха, тоже мелкоразрезных, но другой формы, напоминающих листья акации, кое-где сквозила серовато-зеленая рябь амурского бархата. Тут же росли хвойная пихта, корейский кедр, а вперемешку с ними – амурская липа, монгольский дуб… По берегам ручья теснились кусты амурской сирени, которая хорошо смотрится, и очень характерный для Приморской тайги кустарник – леспедеца двухцветная, усыпанная мелкими розовато-сиреневыми цветочками.
Кое-где под солнечным лучом вспыхивали довольно крупные фиолетовые цветы окопника, или борца, названного так за форму цветов: каждый из них напоминает средневековый рыцарский шлем. Приятно было встретить милую русскому сердцу березу, но здесь росла береза главным образом других видов, нежели в средней полосе – береза черная с темной корой и береза желтая с шелушащейся, отстающей от ствола корой, отчего деревца имели какой-то неопрятный вид – не в пример чистоплотной и целомудренно-чистой нашей белокорой березке! И то тут, то там величественно стояли колонны ильмов, словно именно они держали на себе всю мощную зеленую массу. Здешний ильм называется «ильм дольный» в отличие от менее рослого и менее стройного «ильма горного». Его древесина прочна, красива, достаточно хорошо поддается обработке, в результате чего ильм, как и некоторые другие ценные породы деревьев, становится все более редким. Ильмы растут в тропических и субтропических лесах, это типичные представители южной флоры, а относятся они к порядку крапивных, потому имеет родство с крапивой, как ни странно…