— Ого! А сколько их тут?
— Двенадцать.
— Так много? И все нужны? — До единой. Змей, такой серьезный, склонился над гитарой, прислушиваясь к звуку. — Ми дайте. Дали. Он едва заметно подстроил еще, потом еще и, наконец, вроде остался доволен. Надел на палец блестящую трубку. — Ну что, покатили? — Давай. И Змей дал. Змей так дал, что у меня кожа пошла пупырышками. Веня с Макаром ему не мешали, и Змей, отключившись, ездил по грифу, порождая скользящие и поскуливающие звуки, сменяемые смачными, звенящими металлом, басами. Он покачивал головой в такт, топал ногой и двигал челюстью, отбивая зубами ритм. Змей был великолепен. Дав ему натешиться, вступил Макар. Как они звучали вдвоем! Северов со своей гитарой почти не влезал. Змей ему уступал, но Веня, выдав загогулистое коленце, снова и снова показывал ему: давай сам! А еще они пели. Вернее, пел Змей, а Веня с Макаром ему подпевали.
Юноу ю шук ми. Ю шук ми олл найт ло-о-о-он…
Я сидела и думала: сюда б Феликса — как затащился б чувак, может, даже с мертвой точки своей сдвинулся бы…
Чернела копоть. Свисали обгорелые спички. Пахло помоями. Стены хранили откровения нового поколения:
Гр. Об. КлепаиБурРunk Not Dead Отсасываю у всех. Телефон. Лена. Клепа и Бур Малыша любит Слоник. Крот— лох КиШ Пацифик. Асid Ноusе П…да Клепа и Бур
Андрюша, я тебя люблю!
Стрелка, указывающая на дверь, полуметровые буквы:
Ирка — дырка!
Клепа и Бур
Ельцин — апостол, Зюган — зомби.
Цой не умер, он просто вышел покурить.
Ниже другим почерком: Покури, Витя.
Еще ниже: кто это написал тот козел!
Далее полемика — мат с грамматическими ошибками.
Клепа и Бур
Лычева — гнида
Шприцы, грибы, крылатые члены. Звездообразные А и раздвинутые ноги со следами раздавленных окурков в промежности…
Что мы тут делаем, вождь? Мы, два орла!
* * *
Бурлила вода. Я ободрал целлофан, кинул в кипяток сосиски, поджарил яичницу. Выпил пива. Смешал пюре.
Съел это дело под зеппелиновскую «Когда рухнет плоти на», наполнил еще стаканчик. За «Плотиной» шла GallowsPole, любимая моя вещь. Я закурил прямо на кухне.
Сидел, слушал — драйв так и прет, мурашки с палец! По двадцать два Пейджу и Планту было. «Стоунз» в двадцать два года тоже мир на уши ставили, а Харрисону, когда у всех от битлов крыша съехала, и двадцати одного не исполнилось. Дилану, кстати, тоже.
Я стал вспоминать:
Гагарин полетел в двадцать шесть.
Лоуренс в двадцать восемь арабов на турок поднял.
Ильф с Петровым «Двенадцать стульев» закончили.
Лермонтов собрание сочинений.
Средний возраст командира подлодки в ту войну — двадцать семь — двадцать девять.
Самым результативным асам по двадцать три — двадцать четыре.
Че Геваре, на пике славы, тридцать.
Я в тридцать один фельдшер на скорой. Тринадцать лет одно и то же. Армию откосил, студентом не был — мог бы, но отговорили. Те самые рожи, с которыми сейчас на станции пью.
И спортом не занимался, и музыке не учился, и моря не видел, и по горам не лазил.
А также: на яхте не плавал, с парашютом не прыгал, в пещеры не спускался, землю с археологами не копал, гнуса с геологами не кормил, бивней с мамонтовых кладбищ не привозил, костей динозавров в пустыне не откапывал, в Москву так ни разу не выбрался, и вообще никогда никуда не ездил.
Зато много читал.
* * *
О боевых самолетах…
О, мессер! На экране, отчаянно петляя, уходил от трасс вражеский истребитель, по пятам преследуемый английским «спитфайром». Сто девятый, «Эмиль». Кто?
«Мессершмитт БФ-109», модификация Е. На немецком летном жаргоне «Эмиль».
Откуда знаешь?
Прямоугольные законцовки крыла — раз, подкосы хвостового оперения — два, «горбатый» нос и небольшой кок винта — три.
Снято в период «Битвы за Британию» — основной немецкий истребитель в то время.
Правда, сам я никогда от зашедшего в хвост англичанина не уходил; на ремнях в отрицательной перегрузке ускользающего маневра не повисал; аплодисментов зрителей авиашоу не слышал.
…или о восхождениях на восьмитысячники.
Ух ты, красотища какая!
Чо Ойю, Непал. Ее первыми австрийцы взяли, в пятьдесят четвертом. До этого масса народа рубилась, лагеря по склону ставили, грузы затаскивали — по нулям! А эти пришли втроем, с тремя шерпами, и залезли, с первого раза. Ничего не было: ни веревок, ни кислорода — палатка, ящик консервов и примус один на всех…