— Ну, блин, ваще-е! Откуда?
— Этот — из Турции, а тот из Туниса.
Прикрученная к стене панель с крючками: пуховая жилетка с буквами WWF, теплая клетчатая рубаха, зимняя куртка с карманом, словно у кенгуру. Ящик для обуви, треугольный столик в углу. Ключи, спички, перчатки, мелочь. Пачка квитанций, зажатая канцелярской клипсой.
И чисто. Тепло и чисто, как в подъезде, — Проходи, обнюхивайся; я скоро.
— А ты куда?
— На кухню, завтрак готовить.
— Можно в ванную?
— Валяй. Чистые полотенца там.
— Можно я душ приму?
Он поднял бровь.
— Сильно! Принимай.
Совмещенный санузел. Все в кафеле, убогая сидячая ванна заменена простой душевой кабиной с прозрачной, усеянной морскими звездами занавеской. Рядом стеллаж: наверху полотенца, внизу корзина для барахла. Ярчайший свет, стиральная машина в углу.
— Держи.
Он просунул в дверь выцветшую ковбойку и через секунду уже гремел посудой на кухне.
Блестящие краны, ласковая вода. Я долго стояла под душем, сдерживая нетерпение, наслаждаясь предвкушением нового, ни на что не похожего…
Шум электронного ветра, гитарные переборы:
Мягкий свет отразился от воды.
Желтый лист спрятал все твои следы.
Слабый звук, что разносится в тиши;—
то прибой или плач моей души…
Мелодия накатывала, обняв душу, нашептывая что-то ласковое, гладила, успокаивая…
О тебе птицы соберутся в клин.
О тебе мне напомнит сизый дым.
Пустота, только мокрые глаза.
Это дождь и последняя гроза…
Ветер раскачивал город
и барабанил дождем в стекла.
Колокольчики звякали: тинь-тинь-тинь.
Я стояла и слушала.
Макс. Наверное, приятель, иначе бы он написал по-другому.
Скоро снег чистотой наполнит мир.
Я вернусь в туфлях стоптанных до дыр.
И никто мне не сможет помешать
просто жить и надеяться и ждать
Он обнял меня сзади. — Нравится? — Да. Это кто? — Так, корефан один. — Это он сам написал? — Сам.
лишь тебя…
— Про меня песня. Знаешь, я вчера как увидела, сразу поняла — ты!
И тут мы наконец-то поцеловались…