Звякнул тостер. Из-за умывальника Джолион достал две мелкие тарелки, довольно старые – глазурь на них потрескалась. Джолион показал их Чаду, как пару фазанов.
– Из чайного сервиза моей бабушки, – пояснил он. – Она умерла год назад. До самой ее смерти я звал ее бабушкой Фред. Фред – это кличка ее пса… – На тарелках был узор: осенние листья. Джолион положил на каждую по тосту, а на них выложил яйца. – Знаешь, что в яйцах самое лучшее? – спросил он. – Не то, что они символ плодородия. Скорлупа похожа на куколку насекомых. Но то, что внутри появляется, – это может оказаться чем угодно, вариантов множество. – Он поднес одну тарелку к носу и с любовью осмотрел содержимое. – Подумать только, на что способно яйцо… Бесчисленное множество вариантов! – Он принялся вертеть тарелку на кончиках пальцев.
– И еще ты забыл сказать: они вкусные, – произнес Чад, но Джолион его как будто не слышал, и Чаду стало неловко.
Под кофейным столиком также хранились самые разные чашки с блюдцами. Джолион достал две чашки и два блюдца, расписанные розами и васильками. На чашках красовались розовые ободки, на блюдцах – розовые каемки. Когда Джолион медленно поставил их на кружевную скатерть стола, чашки еле слышно звякнули о блюдца.
– И еще, конечно, яйца – символ плодородия, – продолжал он. – Знаешь, наутро после секса мне почему-то всегда хочется яиц. Я пожираю их с жадностью… Как тебе кажется, в этом есть что-то тревожное?
– Имеешь в виду – во фрейдистском смысле? – спросил Чад.
– Может быть, – ответил Джолион.
– Наверное, – сказал Чад.
Оба одинаково хохотнули – не разжимая губ.
Джолион забрался на кровать и открыл окно. Снаружи, на карнизе, стоял молочник из того же сервиза, что и чашки. Он поставил кувшин на стол, снял крышечку из фольги и налил в чашки молоко. Потом разлил чай. Носик чайника высовывался из специального отверстия в стеганом чехле.
– Будь я приговоренным к смерти, наверняка выбрал бы яйца для своего последнего ужина, – сказал Джолион и придвинул Чаду тарелку.
Яйцо на идеально золотистом тосте казалось особенно белым и чистым. Джолион подал Чаду вилку и поставил на середину стола маленькое деревянное блюдце с кристалликами крупной соли. Затем Джолион размял свое яйцо вилкой и размазал его по тосту. Желток оказался ярко-оранжевым, не жидким и не застывшим.
– Очень важно, – заметил Джолион. – И я никогда не скажу этого никому, кроме тебя. – Он заговорщически покосился на Чада и продолжал: – Надо варить яйца девять минут и ровно двадцать семь секунд, вот в чем секрет. – Тут он посыпал яйцо солью, приподнял тарелку над столом и откусил большой кусок. – Брускетта по-английски!
Чад повторял действия за другом. Он понятия не имел, что такое брускетта. Но завтрак оказался восхитительным, все было идеальным, и ему на миг показалось – секрет заключался именно в двадцати семи секундах. Во всяком случае, Джолион относился к этому совершенно серьезно.
* * *
XV(i). Неожиданная мысль. Весенний воздух оказался таким свежим, что мне вдруг захотелось позавтракать на пожарной лестнице за окном. Надеюсь, вы извините меня, если в этом месте я прерву рассказ запиской-напоминанием. Я предпочитаю физические мнемоники, но, если я как-то не фиксирую то, что приходит мне в голову, все куда-то улетучивается, просачивается сквозь трещины.
Заметка для себя. Не забыть поставить какую-нибудь безделушку на тарелку для завтрака для напоминания, что я хочу позавтракать на свежем воздухе.
Да, очень неплохая мысль.
* * *
XV(ii). Жужжит домофон. Доставка.
Я впускаю курьера в дом, но свою дверь открываю с подозрением и только чуть-чуть – не помню, чтобы я что-то заказывал. Расписываюсь в его листке и прошу оставить коробку в коридоре. Жду ухода курьера, открываю дверь шире и втаскиваю на кухню тяжелую коробку.
Дюжина бутылок виски. Я достаю их и выстраиваю в ряд на кухонном рабочем столе. В настенном шкафчике еще три непочатые бутылки. Зачем я заказал еще виски до того, как допил прежнее? И почему так много?
Я подхожу к компьютеру, проверяю. Так и есть – нахожу подтверждение заказа, вчера я действительно заказал двенадцать бутылок виски.
Я возвращаюсь на кухню и с недоумением складываю запасы в шкафчик. Что тут такого особенного? Я заказал больше виски, чем мне строго необходимо – ну и что? Может, вчера я подумал о чем-то, а сегодня забыл… И чем больше я смотрю на виски, тем разумнее мне кажется собственный поступок. Да, мне еще следует основательно потрудиться – записать мою историю. И потом, сейчас я выздоравливаю и тренируюсь. Меня ждет многодневный, тяжелый труд.
Двенадцать зеленых бутылок. Награда за работу. Делает белка запас – злая зима впереди.
* * *
XVI(i). Ночи проходили одинаково: в комнату Джолиона набивалось много народу. Менялось только количество гостей. Полночь, прошел час после закрытия бара. Джолион, Джек и Чад с нетерпением молча ждали. Их объединяла тайна – «Общество Игры». Эмилия, Марк и Тоби болтали и пили коктейли «Том Коллинз». Из музыкального центра Джолиона неслась песня «Хочу, чтобы меня обожали» группы «Стоун Роузиз».[4] Гитарные рифы и хриплый вокал, как сигаретный дым, клубились, поднимались к потолку.
Тоби сладко потянулся и зевнул:
– По-моему, я все. Джолион, спасибо за коктейли!
Джолион как будто его не слышал, он что-то черкал на обрывке бумаги, лежащем на колене. Тоби резко тряхнул головой:
– Завтра в два консультация, а у меня только половина эссе готова. Иначе непременно еще посидел бы с вами. – Он встал, нашел свою куртку. – Ну, пока!
Все ответили, кроме Джолиона, тот продолжает черкать. Эмилия дождалась, когда Тоби вышел и больше не мог их слышать, и все равно спросила вполголоса:
– Джолион, чего ты так взъелся на Тоби?
Джолион наконец оторвался от своих записей и ответил:
– У его папаши есть скаковая лошадь, чистокровка. – На что Эмилия пожала плечами, а он продолжал: – Ты же знаешь, Тоби учился в Итоне.
– Ну и что? Тоби не виноват.
– Эмилия, я совершенно с тобой согласен. Но ведь в таких местах, как Итон, учеников готовят к поступлению сюда. Поднимите руки те из вас, кто специально готовился к вступительному экзамену… А к собеседованию?
Никто не двинулся с места.
– Одного моего близкого друга, самого умного парня из соседней школы, не приняли сюда. Он не готовился и растерялся на собеседовании. По-моему, я прошел только потому, что профессор Джекс, мой наставник по праву, – наверняка тайный марксист, – решил таким образом сравнять счет. Так что мне просто повезло. А моему другу – нет. Вот Тоби специально готовили, натаскивали, тренировали, как чистокровную лошадь его папаши. Мы, все, кто сейчас здесь остался, по сравнению с ним – просто старые клячи. Поэтому нам так важно быть заодно, держаться вместе. Ведь Тоби и ему подобные люди тоже держатся вместе. Их объединяют титулы, привилегированные школы и «узы старой дружбы». И потом, мне не хотелось доставать травку, пока Тоби не уйдет. Если хочет забить косячок, пусть приглашает нас к себе. И сам покупает травку, отщипнув от денег на содержание лошади.
– Но Тоби очень славный, – возразила Эмилия, – он никогда не кичится своим происхождением.
– Ты права, Эмилия, извини. Лично я ничего против Тоби не имею. Он просто не совсем годится для… Ладно, потом объясню. – Джолион вычеркнул что-то в своих записях. – Джек, выдвинь второй ящик. Сегодня твоя очередь крутить.
– Почему не Чада? Я скручивал вчера.
– Потому что вчера вечером мы поручали скручивать косяки самому красивому парню в комнате, а сегодня выбрали самого смешного. Лавры победителя опять достались тебе, Джек.
Эмилия покосилась на Чада, и он быстро опустил глаза. Раньше он следил за тем, как Джолион скручивает самокрутку, и старался запомнить порядок действий. Но сам он еще ни разу не набивал косяк гашишем. Судя по всему, у остальных опыта в этом деле было гораздо больше.