Ничто не изменилось. Мой дом, дверь, гостиная, тот мужчина – все было таким же, как и пять минут назад. Однако что-то изменилось. Внезапно я поняла значение слов, которые слышала в детстве: «А я говорю вам: не сопротивляйся злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую» (Матфей 6:13).
Мой пятилетний сын Билл начал мочиться в постель после рождения своего младшего брата. Это новое, раздражающее обстоятельство создавало лишнюю работу, хотя я и так была утомлена заботой о троих дошкольниках.
Поначалу я игнорировала происходящее, надеясь, что это прекратится само собой. Когда стало понятно, что надежда не оправдается, я объяснила Биллу, что он уже слишком взрослый, чтобы портить постель. Однако, опять-таки, ничего не изменилось. Я объясняла, угрожала, кричала и шлепала его. Все зря. Я чувствовала гнев и растерянность.
А. С. Нейл руководил своими учениками, поощряя их. Я не видела смысла в этом, и была в отчаянии. Но мое знакомство с идеями Нейла и энурез Билла совпали по времени с поведением человека, постучавшегося в дверь. Когда Билл опять обмочил кровать, я дала ему пенни. Он в замешательстве посмотрел на меня. На следующий день и всегда потом кровать была сухой.
Вот это да! Какой мощный инструмент! Я начала применять идеи Нейла в отношении соседских детей.
Однажды двое детей обзывали друг друга на заднем дворе, и дело шло к драке. Вместо того чтобы пытаться остановить их, я развела их в стороны и спросила каждого, хочет ли он драться.
«Я не хочу драться, – ответил каждый из них, – но он заставляет меня делать это. Он обзывается».
«Ты хочешь драться? – повторила я. – Если так, то начинай».
Мальчики пробормотали что-то про себя и уставились в землю. Двумя минутами позже они уже весело играли вместе.
То, что я сделала, шло вразрез со всем, чему меня научило общество, но это принесло мир и гармонию, которых я желала. Общество учило наказывать людей за плохое поведение, но я не наказывала их. Общество учило противиться «злу», но я более не противилась. Общество учило сражаться за мир, но я не сражалась.
Вместо этого просто отключалась от гнева и сумятицы и, не реагируя, просто позволяла этому происходить. Гнев и беспорядок исчезали, а моя жизнь и отношения налаживались.
Ребенком я воспринимала написанное в Евангелие от Матфея 6:39 как сложное и невыполнимое моральное предписание, требующее принесения моих потребностей в жертву потребностям окружающих. Но вдруг в контексте других переживаний те же слова приняли абсолютно иное значение. Они не требовали подчинения моих нужд нуждам других. Они описывали действие, которое я могу самостоятельно предпринять, и от которого выигрывают и окружающие, и я. В моих действиях не было самоотречения, лишь утверждение себя и жизни. Никогда прежде я не чувствовала себя настолько свободной, сильной, могущественной, целостной и обладающей таким контролем.
Ничто не изменилось вне меня. Изменились только мои мысли, восприятие, действия и эмоции.
То, что я испытала, называется «мистическим переживанием». Оно обладало всеми четырьмя характеристиками, описанными Уильямом Джеймсом в его книге «Разнообразие религиозных переживаний»: невыразимость (невозможность описать), качество духовности (глубокое чувство понимания), быстротечность и бездействие.
Я не могла описать или передать глубинное значение.
Каким-то образом я просто знала, что я знала.
Переживание случилось и ушло.
Это не было изменением переживания и сознания, которое я выбрала, хотя и выбрала действия, которые предшествовали этому изменению.
Ребенком меня учили подвергать сомнению, исследовать и доверять своим суждениям. Мое воспитание не включало информации о мистических переживаниях, но я знала, что во многих религиях есть слова, описывающие подобные переживания. Читая христианские тексты, а также, созданные в русле буддизма, дзен-буддизма, конфуцианства, даосизма, ислама, индуизма, Платоном и другими философами-экзистенциалистами, я узнавала мои собственные переживания, описанные разными словами.
Это походило на описание разными людьми одного и того же прекрасного цветущего сада. Кто-то говорил о розах, кто-то о дельфиниуме, кто-то обращал внимание на расположение цветов, а кто-то сосредоточивался на оградах и тропинках. Если бы я не видела этого сада своими глазами и просто слушала его описания, то не подумала бы, что люди говорят о разных вещах. Но так как я видела цветущий сад, то знала, что все люди придавали вербальную структуру и форму одному и тому же переживанию. Так же, как наш ум придает форму и значение определенным линиям оптических иллюзий или чернильным пятнам.
Я вновь возвращалась к этим идеям. Осталась ли моя жизнь той же самой или изменилась? Внешне все осталось на своих местах. Внутренне же моя жизнь полностью изменилась. Мое восприятие, эмоции и действия внезапно изменились. Изменились слова и их переживаемое значение. Вдруг я стала видеть и понимать внешний мир с новой, удивительной, точки зрения.
Знала ли я хоть что-то или ничего не знала? Не уверена в ответе. В каком-то смысле я обладала «абсолютным» знанием, потому что могла соотнести собственный опыт со словами других людей, описывающими похожие переживания. С другой стороны, я «знала», что не знаю ничего. Не существовало подходящих слов, чтобы передать пережитое мной.
Религиозные тексты – это волшебное искусство, отражающее универсальное основное изменяющее переживание. Предложенные в качестве указателей направления, они верно служат человечеству. Представленные как Истина, они становятся фальшивыми идолами, которые вызывают разногласия.
Значение слов зависит от сознания человека, который слышит и понимает их. Слова имеют значение только в контексте отдельных переживаний и умонастроений.
Слова
Часть II
Слова и значение
Ум
Глава 2
Закон противоположностей. Инь и ян
Мы в недоумении… Подождите немного,
ибо недоумение есть начало знания.
Халил Джебран
Все знают о законе противоположностей. Все на свете поддается пониманию только в сравнении с его противоположностью: черное в сравнении с белым, длинное в сравнении с коротким, доброе в сравнении со злым.
Помните историю о райском саде?
Бог сказал Адаму и Еве, что они могут есть все, что угодно, кроме плодов с Древа познания. После того как они ослушались Бога, они внезапно осознали свою наготу и устыдились. Адам и Ева остались прежними, изменилось лишь их восприятие себя и окружающего мира. До случившегося они были едины с Богом. Если бы они не вкусили плодов с Древа познания, понятия наготы и стыда ничего не значили бы для них. Но так как они попробовали плоды, то понятия стали явными и вызвали разногласия.
Каково значение этой истории в отношении языка?
Разве язык не разделяет? Может ли понятие наготы иметь значение вне связи с понятием одетости? Может ли понятие стыда иметь значение вне связи с понятием бесстыдства? Если бы не язык, разве не переживали бы мы просто ощущения и чувства? Разве Адам и Ева не переживали лишь это, пока не попробовали плодов с Древа познания?
Если бы я попросила вас описать черный цвет, не обращаясь для этого к чему-либо еще, как бы вы описали его? Как пустоту? Отсутствие цвета? Что значат эти фразы?
Трудно, не правда ли?
Если бы вы смогли описать черный цвет, показывая на зонт, фонарь, футболку, то вскоре я бы поняла, что значит «черный». Возможно, вы бы выключили свет в темной комнате ночью. Это еще одно описание черного. Каково же настоящее значение слова «черный»? Не искусственны ли все эти концепции? Может быть, мы просто научены им?