Пока Тамара выуживала бутылку, старый летчик говорил, помешивая в греющемся над костром котелке.
– Вот, понимаешь, выросла… Красивая девчонка, хотела артисткой стать, но не потянула. По конкурсу не прошла… А теперь считает, дуреха, что жизнь пропала, конец!..
Тимченко слушал не перебивая.
– Но вообще-то, она толковая. Английскую школу кончила, и вообще, – заторопился, чтобы скорее перейти к сути, Тамарин дед. – Я ее устроил бортпроводницей. Уже год летает. И у меня просьба: возьми ее под свое, как говорится, покровительство.
– Георгий Степанович, о чем ты говоришь? – удивился Тимченко. – Все сделаю, что в моей власти…
Тамара вернулась с бутылкой. Разливая водку по пластмассовым стаканчикам, Георгий Степанович продолжал рекламировать внучку:
– Она по-английски знаешь как чешет? И поет, и разговаривает?
– Ну, петь-то у нас вряд ли придется. А вот разговаривать… Ду ю риалли спик гуд инглиш?
Тамара пожала плечами и на хорошем – гораздо лучше, чем у Андрея Васильевича, – языке отвечала, что да, действительно, хорошо говорит по-английски и любит читать английские книги.
– А где летала?
– По Союзу. А сейчас перевели в Шереметьево.
Тимченко подумал, что бы еще спросить, и ничего интересного не придумал: вообще он не очень понимал, чем может быть полезен Тамаре.
– Профессия бортпроводницы нравится?
– Нет, – спокойно ответила девушка. – Если честно, совсем не об этом мечтала.
Она держалась независимо и даже чуть-чуть высокомерно.
– А что вам нравится? На уток охотиться? – спросил Тимченко, обидевшийся за авиацию. Тамара усмехнулась:
– Это дед Егор затащил меня. Развлекает.
Тамара отошла поискать сухих веток для костра. Тимченко спросил у Егора:
– Замужем?
Тот отрицательно покачал головой. Тимченко понизил голос еще больше:
– Мать-одиночка?
– С чего ты взял? – испугался Георгий Степанович.
– Да нет, это я так… Сам не знаю…
Тимченко и экипаж снова были в кабине «Ту-154». Впереди, за стеклом, белели в синем небе легкие облака. Ничто не предвещало неприятностей. И вдруг бортинженер Скворцов и штурман крикнули почти одновременно:
– Пожар!.. Пожар!..
– Вижу и слышу. – Тимченко инстинктивно потянулся к тумблеру, но рука его повисла в воздухе. – Дым откуда-то… Похоже, что-то горит – в кабине или под полом.
На приборной доске бортинженера мигало табло. Игорь прочитал вслух:
– Пожар в первом пассажирском салоне.
– Пилотировать второму! – распорядился Тимченко. – Всем остальным надеть маски!
– Готов! – доложил Игорь. Он был уже в маске, гофрированный шланг которой тянулся к панели с надписью: «Кислород».
– Готов! – доложил и штурман.
– Надеть маску второму. Управление беру на себя, – сказал Андрей Васильевич. На нем тоже была маска. – Двигателям малый газ! Экстренное снижение до безопасной высоты!
– Понял, – кивнул штурман. В масках со шлангами, с наушниками, все они теперь были похожи на космонавтов.
– Инженер! Возьми баллон и иди проверь салоны. – Микрофон, вмонтированный в маску, плотно прилегал к губам, и голос Тимченко звучал из динамика непривычно глухо.
– Беру баллон, бегу в салон! – весело продекламировал Игорь.
А командир продолжал:
– Уменьшаю скорость до четырехсот километров в час. Закрыть кран поддува гермокабины! Произвести разгерметизацию!
– Автомат регулятора давления включен на сброс! – доложил второй.
– Мы на курсе, на глиссаде, – сказал штурман.
– Хорошо. – Тимченко повернулся к Скворцову. – Почему не доложил об источнике дыма?
– Думаю, что где-то у нас под полом.
– «Где-то»! А конкретно можешь?
Игорь нагнулся и показал на щель под своим столиком:
– Вот он сочится… Разбирать пол?
– Ладно, не надо. Пока хватит.
– А садиться? – спросил штурман.
– Сегодня садиться не будем. Завтра.
Тимченко щелкнул тумблером над головой, и в кабине зажегся свет. Летчики не спеша сняли наушники, маски. Андрей Васильевич вынул платок из кармана и тщательно вытер лоб. За стеклами кабины не было уже ни неба, ни облаков – скучная серая пелена.
Открылась дверь. За ней стала видна большая комната с пультом управления и креслами вдоль стен. В них сидел, ожидая своей очереди, еще один экипаж, пришедший на тренажер.
– Выходите, – деловито сказал инструктор…
…Когда они шли по коридору, Тимченко недовольно сказал Скворцову:
– Игорь, надо относиться посерьезней. Конечно, это только репетиция, а спектакль, я надеюсь, не состоится никогда… И все-таки, не будь умнее всех!
На подмосковном водохранилище, неподалеку от моста, плавает обрубок фюзеляжа «Ил-18». На борту у него написано: «Волна». Здесь экипажи самолетов отрабатывают спасение при посадке на воду.
Вместе с экипажем Тимченко тренировалась группа бортпроводниц, в их числе и Тамара. В конце мая вода уже теплая – барахтаться в ней было весело. Игорь Скворцов сразу взял Тамару под свое покровительство: учил ее спускать на воду канаты и помогать «пассажирам».
…Вместе они плыли на ярком надувном плоту с шалашиком. Игорь, видимо, рассказывал ей что-то забавное: Тамара, против своего обыкновения, улыбалась. А с борта «Волны» на Скворцова неодобрительно смотрел их командир, Андрей Васильевич Тимченко: как-никак Тамара считалась его подопечной.
Вздохнув, Тимченко поднял руку и, как полагалось по плану тренировки, выпустил в воздух сигнальную ракету.
Вечером Тамара была в гостях у Игоря. По стенам, в матовых панелях, переливались огненные сполохи цветомузыки. Тамара сидела в акустических наушниках и, закрыв глаза, слушала музыку, которая играла для нее одной: колонки были отключены. А Игорь в это время разговаривал по телефону:
– Папа! А что у Сашки?.. Не обращай внимания, потом сам жалеть будет… У тети Марины доктор был?.. Ага. Нет проблем, достанем. Повтори, как называется: «мире» или «мере»?
Прижав трубку плечом, Игорь записал на календаре: «Миредин» – и, увидев, что Тамара на секунду открыла глаза, приветственно помахал ей и извинился улыбкой. Потом закончил разговор:
– А был случай, чтоб я забыл? То-то же!.. Маму поцелуй.
Нажав на рычажок, он тут же набрал другой номер.
– Сергей? Привет!.. Бери карандаш, записывай: Михаил, Иван, Раиса, Евтушенко… Миредин. Индийское лекарство… Ты когда летишь в Индию?.. Очень хорошо. В среду я тебя встречу…
Разговаривая, Игорь время от времени включал и выключал кнопку звучания магнитофона и передвигал ручку регулятора. А когда положил телефонную трубку, включил колонки на нормальную громкость и сказал Тамаре:
– Резковато звучало, высоких много. Сейчас получше?
И вдруг увидел с удивлением, что по щекам девушки медленно ползут слезы. Игорь подошел, осторожно снял с нее наушники. Тамара открыла глаза, виновато улыбнулась.
– Вы так чувствуете музыку? – спросил Игорь с уважением. Тамара покачала головой.
– Нет. Люблю, конечно, ну, как все… Просто у меня с этой музыкой связано одно воспоминание.
– Любовь?
– Если бы!.. Я под эту музыку провалилась с треском. В Щукинском училище. Я сидела, ждала своей очереди, а за стенкой все время играли это. Это откуда?
– Рок-опера. «Французская революция».
– Я даже не знала. Но там все время ее повторяли. Наверное, студенты этюд готовили под нее или что… И во время экзамена, когда я им басню читала, тоже было тихонечко слышно. И потом, когда я в коридоре плакала, опять ее играли.
Она стала искать платок. Игорь достал свой, кончиком вытер ей слезы и пошел переключил музыку. Потом сел рядом с Тамарой и обнял ее за плечи:
– Это, как говорит мой отец, «дело былое»… Но вообще-то, если человек не вспоминает о своих неудачах, не переживает – значит, бесчувственная скотина. Так что плачь на здоровье – теперь-то у тебя все в порядке.
– Теперь все в порядке, – грустно подтвердила Тамара.
Вечером четырехэтажный поселковый дом светился разноцветными прямоугольниками окон. За одними виднелись обтянутые оранжевым шелком абажуры, каких в большом городе уже не встретишь, за другими – современные светильники, за третьими – голые лампочки.