– Что будет, если я скажу «нет»?
– Ты не скажешь «нет». Я слишком много рассказал тебе.
– Значит, отныне я твой пленник? – Едигир не удержался от улыбки и положил руку на сабельную рукоять. – Но так ты мало чего добьешься. Пленный что раб, другом быть не может. А я тебе нужен как друг.
– Ты все правильно понял, Ярсулы, насильно мил не будешь. Но я не могу отпустить тебя сейчас. Поживи немного у нас. И не как пленник, а как гость. Мы даже твое оружие оставим тебе, но из городка – ни ногой. Понял меня, Яростный воин?
– Понял, – все с той же усмешкой кивнул Едигир, – хотели щуку в реке утопить, а она на дно ушла. Отлежусь, огляжусь, а там время покажет, кто кому друг, а кто враг.
– Будь лучше другом. Врагов у нас и так хватает. Мне нужны такие люди, как ты.
– Воины нужны всем. Не только тебе.
– Я думаю, мы поладим.
– Не от меня это будет зависеть. Как отнесутся к тому остальные воины.
– Они выполнят мой приказ.
– Хорошо. Мне спешить некуда. Я принимаю твое предложение.
– Проводите Ярсулы в его землянку, – хлопнул в ладоши хан Аблат.
* * *
Землянка, в которой поместили Едигира, походила на жилище его народа. Правда, у входа неотлучно пребывали два стражника, сменяющиеся с закатом солнца. В первый же вечер в землянку вошла смуглая широколицая девушка и, смущенно улыбаясь, поставила перед пленным деревянное блюдо с вареной рыбой. Сама девушка села в уголке, с любопытством разглядывая его.
– Как тебя зовут? – спросил он, покончив с рыбой.
– Аниса. – Ответила она и закрыла лицо ладонями.
– Тебя отправил ко мне хан Аблат?
– Нет, я сама попросилась унести тебе еду.
– Сама? А разве у тебя нет парня? Что он скажет?
– Был парень. Но теперь ему нельзя встречаться со мной после того, как хан направил его на черную работу. Теперь он живет вместе с рабами и ему нельзя жениться. Ты встретил его в лесу.
– Его зовут Куян? – вспомнил Едигир.
– Да, теперь его так зовут, Куян. А у него было очень красивое имя. Почти как у тебя.
– Ты знаешь мое имя?!
– Да. Тебя в селении зовут Ярсулы.
– Вот как… Оно тоже недавно. Меня раньше звали иначе.
– Пусть будет Ярсулы. Ярсулы и Аниса очень подходят друг к другу. Мне нравится. – Помолчав, девушка неожиданно заявила:
– Я могу остаться у тебя на всю ночь.
– Оставайся, – равнодушно согласился Едигир, – но ты останешься не со мной настоящим, а с тем, кого зовут Ярсулы – Яростный воин.
И она осталась… Едигир не помнил, сколько ночей они провели вместе. Он пребывал словно в ином мире, забыв о потере ханского холма, смерти друзей и даже о Зайле-Сузге. Аниса украла его у них, а он украл ее для себя. Днем она уходила в землянку своих родителей, а под вечер возвращалась обратно.
Оставшись один, Едигир выбирался наружу и бродил без дела по городку, наблюдая и приглядываясь ко всему происходящему. Он уже знал в лицо стражников на башнях и время смены караула. Он мог бы легко выбраться ночью в лес, перемахнув через невысокую ограду, но что-то останавливало его. Не было желания бежать и вновь скитаться по лесу в одиночестве, словно дикий зверь.
«Может, Аниса каким-то заговором приворожила меня к себе? – рассуждал Едигир. – Может, моя кровь в жилах течет не столь стремительно, как раньше?»
А вскоре кончилось недолгое сибирское лето и бежать из городка накануне зимы просто не имело смысла.
Сверток с золотыми монетами в колчане Едигир обнаружил еще во время своих странствий по лесу. Первоначально он не придал ему особого значения, как лишнему грузу, и даже несколько раз пытался выбросить, оставить на месте ночевки, но каждый раз возвращался за золотом обратно и, проклиная собственную слабость, заталкивал сверток в колчан.
Оказавшись пленным «гостем» в городке хана Аблата, он подумал, что на золото можно купить коней, оружие и нанять нукеров, которые бы сопровождали его. Но куда? Куда он поведет их? В Кашлык на верную смерть? В далекую Бухару, где он также окажется под стражей, а то и вовсе без головы. Или в Московию? Но Московия пугала его не меньше остальных мест. Рассказы о страшных бородатых людях живо вспыхивали в нем, и он гнал от себя мысль о походе в далекую неведомую страну.
А золото постоянно жгло руки, стоило лишь прикоснуться к колчану, вытащить тряпицу наружу. Даже во сне Едигиру виделось, как он прячет монеты в дупле старой березы, а оттуда выползает огромная змея и жалит его, Едигира, в руку.
Потом он поймал себя на том, что постоянно, даже разговаривая с Анисой, протягивает руки к колчану и ощупывает его лоснящийся бок, гладит нежно и ласково. Девушке, правда, ни разу не пришло в голову поинтересоваться, отчего он постоянно держит колчан для стрел подле себя. Но сам-то Едигир понял, что заболел золотой болезнью, которая способна извести любого самого стойкого мужчину, сделать его хилым и немощным стариком. И ему стало страшно.
Вот тогда-то он решил бежать по приходу тепла, когда стает снег и прилетят птицы на сибирские реки и озера.
Аниса со второй половины зимы раздалась и потяжелела. Она ходила по городку, гордо выставляя вперед обозначившийся живот. Едигир сперва отнесся к этому событию довольно равнодушно, но постепенно стал проявлять к ней больше внимания и, как-то перебирая в очередной раз золотые монеты, решил смастерить ей монисто. Он раздобыл необходимые инструменты и долго тайком проделывал в тяжелых кружках отверстия и затем, снизав на прочную нить, спрятал в колчан.
Едва началась потайка и река подле городка тяжело вспучилась бурым ледяным покровом, как Едигиром овладела жажда деятельности. Он попросил у хана Аблата наконечников для стрел и принялся заготовлять древки под них. Аблат втайне радовался, что смог заполучить такого воина, думая привязать к себе пленника после рождения ребенка крепче, нежели любая веревка. Ему виделось, как под предводительством Ярсулы его воины прогонят коварных соседей и отвоюют захваченные ими земли. Хан радовался, что так легко победил пришельца, и велел ему дать все, что тот запросит.
Уже стали набухать почки на деревьях, а на реке появились длинные забереги, и мужчины на берегу конопатили и смолили лодки для первой рыбалки, когда в землянку к Едигиру прибежал малолетний брат Анисы.
– Пошли, тебя зовут, – махнул он рукой.
Аниса не показывалась последние дни, не выходила из землянки родителей, и Едигир догадывался, что ей пришел срок рожать.
Они двинулись с мальчишкой, выбирая просохшие места на еще не освободившейся от весенней влаги земле.
«Вот и земля, как женщина, набухла и раздалась и тоже готовится родить траву, цветы, деревья. И ей, наверное, нелегко носить в себе такой груз, недаром по ночам слышно, как стонет земля», – думал Едигир, вглядываясь в разломы и канавки, появившиеся кругом.
Возле землянки родителей Анисы толпились люди, негромко переговариваясь меж собой. Увидев Едигира, они смолкли. Тяжело ступая и ощущая на себе недобрые взгляды, он прошел мимо и откинул полог.
Аниса лежала на мягких шкурах и тяжело дышала. Едигир повернул голову и увидел сидящую у стены старуху, она держала в руках небольшой сверток, покрытый сверху мягкой овечьей шкурой. Старуха что-то бормотала или напевала под нос, покачивая его.
Аниса, увидев Едигира, повеселела, засветилась мягкой улыбкой и потянулась к нему. Он взял ее руку и, наклонившись, спросил:
– Все хорошо?
– Да, – ответила она, – мальчик… твой сын.
К Едигиру протиснулся отец Анисы и, дружески улыбаясь, похлопал его по плечу, начал говорить о том, какого богатыря родила его дочь, но Едигир, резко дернув плечом, скинул его, руку и, не желая никого слушать, пошел к выходу.
Весеннее солнце ослепило его, и на какое-то мгновение он закрыл глаза, как вдруг услышал чей-то испуганный крик. Нехотя приоткрыв их, он увидел, бегущего человека с высоко поднятой правой рукой.