А на следующий день я увидела, что под одной из заметок написана крупными буквами моя фамилия. Читаю, а в ней факты перевернуты с ног на голову, имена перепутаны. И даже присутствует откровенный гадкий вымысел. Разозлилась, лицо и уши запылали. Попыталась вытащить заметку, но стекло плотно прижимали планки. Не ломать же их? Снять стенд с гвоздей тоже не получилось. Тяжелым оказался. Я нашла в углу совок уборщицы и железной ручкой попыталась поддеть деревяшки. Учительница географии остановила меня и возмущенно закричала:
– Кто тебе позволил стенд портить?
– Вы сначала причину моих неправильных действий узнайте, а потом ругайте. Разве честно писать ерунду, да еще под моей фамилией? – насупившись, сердито возразила я.
– Матери сообщу о твоем поведении. Отправляйся на урок, – грозно приказала учительница.
Я хмуро поплелась в класс. Уроки прошли в беспокойных мыслях о предстоящем разговоре с матерью. Опять будет кричать: «Позоришь нас! Примером должна быть во всем». На проделки других детей учителя могут не обратить внимание, а про меня все примечают: и как сказала, и что сделала. Будто я ошибиться не могу? Другим отличникам тоже куда проще живется.
Только переступила порог дома, как мать накинулась:
– С критикой в газете выступаешь? На себя оглянись!
– Я не писала. Старшеклассник соврал, – защищалась я.
– А почему твоя фамилия стоит?
– Откуда я знаю?
– Зачем позволяешь пользоваться своим именем непорядочным людям?
– Я не позволяла. Даже хотела разбить стекло и заметку снять.
– Стенд-то тут причем?
– А что мне было делать?
– Умнее надо быть. Вот видишь, и ты расстроилась, и учительница твоя удивилась. Придется провести беседу с редколлегией на тему моральной ответственности за порученное дело.
Я не могла успокоиться до тех пор, пока ни придумала самой писать о событиях своего класса. И теперь я член редколлегии школы. Рисую, рифмую, учусь составлять заметки. Мне нравится заниматься стенгазетой еще и потому, что учителя часто просят рисовать в своих выпусках. Даже с уроков иногда снимают, чтобы газета вовремя вышла. Я чувствую себя всем нужной и горжусь этим.
*
Но как-то раз произошла со мной неприятная история. Подошла ко мне новая вожатая и говорит:
– Директор, уезжая в командировку, поручил тебе отпечатать эти фотографии. Вот химикаты.
– Но он мне ничего не говорил. И тут на три вечера работы, – удивилась я.
Но, конечно, все выполнила. А когда отец приехал, то отвлек меня отчетом о результатах проверки школ. Говорил о слабом уровне знаний в селах, о том, что учителями работают девушки, только что закончившие школу. Особенно удивил меня его рассказ о посещении урока немецкого языка в одной из дальних школ района. «Заходит учительница и что-то спрашивает у детей. Они встают. Потом она опять что-то говорит, и все открывают тетради. Я немецкий неплохо знаю еще с войны, но не смог понять ни слова. И самое интересное, что дети-то понимали учительницу!» – смеялся отец. Наслушавшись историй, я забыла рассказать отцу о фотографиях. Но ложь все равно случайно открылась.
А вскоре началась подготовка к выборам. Председатель комиссии подзывает меня, и говорит:
– Каждый день после уроков будешь писать приглашения на выборы. Указание начальства. Поняла? Ну, указание, так указание. Пишу. А в субботу подходит учительница и приказывает дежурить в воскресенье. Конечно, почетно стоять у кабинок и старым людям подсказывать, куда идти, как голосовать, и все же я возразила:
– Целую неделю бумажки писала, а теперь еще и в воскресенье идти в школу?! Я одна активистка?
Учительница рассердилась:
– Нет тебя в списках пишущих, этим занимались взрослые, а вот дежурить ты обязана!
– Ладно, отдежурю из уважения к вам.