И будто сердце обожгло, и незаживающая рана заныла вновь и надолго. Даже фамилии у нас с Колей разные! Голову сверлила неотвязная безотчетная мысль: «Никому, никому я не нужна!»
Вспомнилось, как бабушка со слезами в голосе сказала: «Обе мы с тобой сиротинки».
Я тогда удивилась, что бабушки тоже бывают сиротками. Странно. У нее – дочь, зять, внук. Почему она сирота? Может, ее мало любят? Значит, и старому человеку тоже нужно, чтобы его любили? Мне жалко бабушку больше, чем себя. Меня никто не должен любить. Я чужая. А она родная, но ей очень мало уделяют внимания. Ее работу и заботу воспринимают как должное, вроде бы она, как и я, отрабатывает свой хлеб. Ей еще хуже, чем мне, обидней и горше. Не по своей воле она здесь живет. Мать вызвала нянчить маленького Колю. И пенсии у нее нет. На пасху услышала, как бабушка говорила матери:
– Праздник нынче, вот управлюсь, и к соседкам пойду.
– Что вы там не видели? – недовольно возразила мать.
– А на кухне одной интересней? Все соседки в плюшевых полупальто, а я в потрепанной фуфайке который год хожу. И в коровник, и на праздник одна одежда…
А может, мне только кажется, что ее мало любят? Отец ко всем внешне безразличен. У него все внутри. Он всегда без эмоций. Делами отношение человека к человеку определяется. Вот картошку мы всей семьей сажаем и пропалываем. Это тоже внимание. Но у бабушки никогда не бывает выходных, и в кино она не ходит. А, наверное, ей хочется! Нет, все-таки мало о ней заботятся. Наверное,правда, обе мы сиротинки.
СУНДУК
– Бабушка, когда вы покажете мне все, что храните в сундуке? – спрашиваю я.
– Некогда, подожди. На Успенье, – отвечает она на ходу.
Я сгораю от любопытства, но терпеливо жду. В праздник накормили скотину, пообедали и сели с братом на лавку. Бабушка сняла крышку с сундука, и я поняла, что огромный замок висел на ней для «проформы». На полу мы расстелили газеты, и бабушка принялась выкладывать свое богатство. Сверху лежали кусочки сатина, которые мы с ней покупали в сельмаге под яйца, сверток тюля, и скатка льняных рушников.
– Эти льняные полотенца я еще до свадьбы совсем молоденькой ткала. Последний рулон остался. А скатерти – послевоенные. Недосуг было ерундой заниматься. Работать много приходилось.
– А где ваш ткацкий станок?
– Не смогла сюда перевезти. Большой очень был. Продать пришлось. Только прялку с собой захватила.
– А этот ковер тоже сами ткали?
– Конечно. В эту пору жизни я все своими руками делала. С детства куда как предостаточно поднаторела во всяких девичьих ремеслах. Для меня они –сущая безделица. В них я находила тихую радость безмолвного уединения для проявления фантазии в рисунках своих изделий. И мужские хозяйственные дела освоила. Жизнь заставила…. А в этой юбке я после замужества ходила на все праздники. Муж подарил на первое совместное рождество. Видишь, какое качество, какая выработка хорошая?!
– А зачем по низу плотная бахрома пришита?
– Чтобы край не обтрепывался. Вещи на всю жизнь покупались. Белую блузку на рождение сыночка муж привез. Клара в ней в институт ходила. Теперь тебя дожидается.
– А свадебное платье не сохранилось? – спросила я.
– Откуда быть свадебному платью? После гибели родителей, я в деревню попала, к дальней родне. В одном платье переехала к мужу.
Она развязала изношенный головной ситцевый платочек, вытащила из него белую исподнюю мужскую рубашку и прижала к лицу. Я только видела, как вздрагивали плечи, и пульс на шее бабушки бился учащенно.
– С тех пор не стираная. В ней запах мужа, и мои слезы, – прошептала она. Потом перекрестила рубашку и снова спрятала на самое дно сундука.
– Бабушка, почему не носите эту шальку? Красивая какая!
– Память. Первый подарок Илюши перед свадьбой. Пусть до последних дней со мной пребывает. В ней тепло его любви осталось.