А у вас тут каменные жернова.
Еще рыбу бреднем ловили. Разрешали. До часу ночи ловим, потом снасти бросаем сушить,и идем на конный двор спать в плетеных кошулях, чтобы рано утром сразу идти на работу в колхоз. Перебудем ночь, а чуть рассветет, бригадир задания раздает. Как-то я на ходу заснул, а бык до конца пашни дошел и стоит, ждет. Бык никогда сам не сворачивает. Мама мне на обед в поле приносила толченую картошку как взрослому кормильцу.
Сено на рыдванах (повозка с высокими бортами из жердей) любил возить. После взвешивания разрешали немного сена оставлять на дне повозки. И мы, проезжая мимо рынка, продавали его за настоящую мучную лепешку. Счастье, какое было!
Меня уважали. Быка давали без очереди, даже на винный завод съездить.
– За вином? – подняла я на Колю удивленные глаза.
– Нет. Там в баках барда (отходы виноделия) стояла во дворе. Ее черпаками в мешки наливали. Пока восемнадцать километров едем – жидкость вытекает. Дома самых крупных опарышей (личинки мух) из гущи вынимали, и мама пекла сладкие лепешки. А как-то зимой поехали мы за дровами для школы. Помню, я в лаптях, голодный. До леса восемь километров. Подъехали, стали вдоль леса. А бык у друга надумал в сосны махнуть. А мой – за ним. Ты же представляешь, назад-то сани не повернешь! Сосны рядами стоят. А через весь лес ехать – далеко. Пришлось несколько сосен вырубить, чтобы сани развернуть. Замаялись. А назад в гору бык не хочет идти, тоже обессилел. Так я брал кожуру картошки или клок сена – и в нос ему. Он за мной тянется, и кое-как взбираемся. Скотине тоже тяжело на голодуху работать.
– И в нашем колхозе тоже случается по весне коров на веревках подвешивать. Ноги их не держат от недоедания. Некоторые до зеленой травы не доживают.
– Все равно у вас лучше. У нас, когда лебеду всю съели, взялись за клевер. Головки сушили, мяли и хлеб пекли. А потом на липовые листья перешли. Бывало, принесу два мешка, а из них две буханки всего-то получается. А ежи вкусные, жирные. Грачи – вонючие, худые, одни кости. Суп из них варили. Ты лопухи ела?
– Нет, листья липы очень люблюи луговые хлебники.
– Попробуй. Как лопух на цветок стебель отростит, так сламывай его и жуй. На вкус – капустная кочерыжка, только сочнее. Руки и язык от него коричневыми становятся. Мама говорит – много в нем дубильных веществ.
– Желудки укрепляли, – засмеялась я.
– А раз чуть не погиб по случайности. Хлеб мы возили в государство. Видела, какие бывают хранилища?
– У нас на станции их три. Самые высокие строения во всем районе.
– Значит представляешь. Так вот, привезли мы просо. И по половине мешка по трапу несем наверх. Идем гуськом. На самом верху я оступился и упал в хранилище вместе с мешком, и как с горки качусь вниз. Просо-то скользкое! Плыву внутри амбара все ниже и ниже, остановиться не могу. Со всех сторон на меня зерно сыпется. Начал тонуть. Ребята испугались, стали пустые мешки кидать в амбар, дорогу наверх выстилать. Еле выбрался.
– У нас двое ребят заигрались в силосной яме, а когда началась загрузка, они не смогли вылезти из-под силоса. Вечером родители хватились, да поздно, – закончила я свой рассказ на печальной ноте.
Грустить не хотелось, и я сменила тему.
– Праздники у вас бывали?
– Конечно. Пасха. Яйца с пригорка катали. Кто мячом в яйцо попадет, тот яйцо себе забирает. Еще в лапту, чижики, городки играли. Я маткой был, старшим, значит, в игре. Когда в лес по грибы отпускали – тоже праздник. Только редко такое случалось. Уматывались на работе. А еще интересно было в праздник смотреть, как взрослые бои устраивали.
– Всерьез дрались? – изумилась я.
– Да!
– Зачем?
– Так принято. Собирались три мордовских соседних села и три русских. Сначала выходили силой померяться самые маленькие, затем взрослые. Кулачный бой до первой крови.