Вот и в это лето обязанность пасти поросят опять свела их на одном лугу, отведенном сельсоветом для выпаса неугомонных «пахарей». Свиньи не могут спокойно поесть и залечь спать. Им же надо изрыть все вокруг и только тогда, уткнув морды в свежую землю, мирно хрюкая, заснуть! Петино стадо всегда спокойно, даже меланхолично бродит по лугу, обгрызая любимую зелень. А Максимкино, как бешенное носится по рытвинам, выискивая шампиньоны, и еще неизвестно что, только им понятное. Даже когда все хрюшки нежатся в пруду под палящим полуденным зноем, буйное семейство тычется в чужих взрослых свиней, злыми пятачками подкидывает визжащую от страха молодь. А уж о главном хряке чертова стада, и говорить не приходится! Никому он не подчиняется, ходит весь день хмурый, свирепо поблескивая красными глазками. Максимка справлялся со своим заданием, потому что хитрый. Он обычно гонит маму-хрюшку и детенышей, а за ними нехотя идет вечно недовольный хряк.
Мне пасти некого. Единственный Васька живет в загоне. А траву я ему каждый день рву. Бабушка считает, что так разумней, и погулять мне времени будет больше. Я с ней согласна.
Как-то раз перед Троицей лежим мы своей большой компанией рядком под ивами и сонно переговариваемся. Оводы зудят, золотисто-зеленые навозные мухи ползают по босым грязным ногам. Мы нехотя сбиваем их ветками. Максим как всегда пристает к Пете, дразнит его:
– Пастух никудышный! Что же мамка тебе штанов не сшила? В юбке не запутываешься?
– Сам-то давно из рубахи вылез? – сердито огрызается Петя, с ненавистью глядя на свою длинную до пят домотканую одежу.
– Девчонка ты, понял? – не успокаивается насмешливый Максим.
– Дурак! У самого штаны на помочах. Где ремень, а? – держит оборону малыш.
– Я дурак? Ты только болтать умеешь. А храбрости – с мизинец, – ядовито укалывает Петю недруг, изображая на лице откровенно брезгливое
выражение.
– Чего это с мизинец? Я справляюсь со своим стадом, – гордо приосанился Петя, четко осознавая свою ответственность старшего ребенка в семье.
– А ты с моим попробуй, – не унимается взъерошенный спорщик.
– Скотина своего хозяина знает. Глупо мне твоих свиней пасти, – разумно замечает малыш.
– Трусишь, а? Трусишь! – кричит Максим, надменно и победно оглядывая нашу компанию.
Девочки от этих слов поежились и забурчали недовольно:
– Не приставай, Максимка. Знаешь ведь, непутевый твой хряк, и чего он может «выкинуть», один бог знает.
– Ха! За девчачьи сопли прячешься! Не отвертишься, – продолжает заводиться Максим.
Петя заерзал, занервничал. Уж больно не хотелось ему под дудку Максима плясать, но и выглядеть слабым не нравилось. Друзья не вступали в разговор, и Петя не знал, как оценить их молчание – как презрение к нему, самому маленькому в их компании, или они соблюдали нейтралитет в споре двух мужчин?
– Да ты хоть ради хохмы ударь моего хряка. Покажи, какой ты смелый, – дерзко и ехидно насмехается Максим.
И что-то взбрыкнуло в душе Пети. Схватил он палку и пошел за канаву, где бродил красноглазый боров. Шел медленно, соображая, куда ударить для себя безопасней. «Конечно по заду. Пока развернется скотина – я уже «задам стрекоча», – обеспокоенно рассуждал он, подрагивая сердечком и тощеньким животом, до конца не осознавая безнадежность и опасность своего поступка.
Мы всерьез не восприняли решительность Пети и продолжали лежать, а когда услышали пронзительный тонкий крик, мгновенно выскочили на откос и увидели, что хряк рвет Петю, что потемнела от грязи и крови домотканая рубаха друга.
На несколько секунд воцарилась жуткая тишина. Я тоже оцепенела от ужаса.