Это кара Господняза мою первую супругу. Пора к ней отправляться, прощения просить.
Я выскочила во двор. Боже мой! Ведь чувствовала, что больше не увижупапу, моего взрывного,доброго папу Яшу!Зачем вы остались в моей памяти слабым, со страхом в глазах перед черной неизвестностью небытия?
Мой пустой безразличный взгляд скользил по остовам иззябших кустов, по хлипким прутикам молодого сада, по приземистым домикам и зданию старогоавтовокзала. Вдруг увидела на его крыше, залатанной, где обрезками ржавого железа, где лохматыми кусками толя (рубероида), высокую, стройную березку. Порывы ветра трепали ее кудри, изгибали ствол. А она опять распрямлялась. Кактуда попала? Судьба занесла? За что держится? За полусгнившую крышу?Питается дождями? И не погибает! Почему-то захотелось сказать березе: «Я буду тебя помнить хорошо и долго»…
Ко мне подошла старая женщина.
– Я все про тебя знаю от Якова Ивановича. Не переживай. Ты будешь жить с очень хорошими людьми. На этот раз тебе повезет, – сказала она, и повела в мою квартиру.
Откуда-то выскользнула Оля. Вид у нее был принужденный, натяну-тый.
– Дайте мне на память хотя бы одну медаль папы Яши, – попросила я.
– Мне они самой будут нужны, когда займусь переоформлением пенсии, – хмуро ответила Оля.
«Хорошо, что я припрятала за обложкой дневника любимую фотографию. Я сама делала это снимок на Седьмое ноября фотоаппаратом одного нашего знакомого. Папа Яша на ней самый красивый», – подумала я.
Моя сумка и портфель стояли вместе с чужим большим чемоданом. Смятенным детским умом я понимала, что больше никогда не вернусь сюда.
Папа, я полюбила вас слабого, обыкновенного, но очень доброго. Вы научили меня любить. Зачем покинули меня?
Я не плакала. Мне было все равно, куда, с кем, и зачем ехать.
Когда мы отправились на вокзал, уже совсем стемнело. Добрая соседка прокричала мне вслед: «Все у тебя будет отлично! Ты будешь счастлива!» Я не поверила ей, но мне очень хотелось слушать эти слова.