За столом сидел среднего роста, усталый человек, одетый в темно коричневый костюм ирубашку в светлую клетку. Длинные, как у попа, волосы – седые у лба и висков. Серые, глубоко запавшие глаза смотрели приветливо и с любопытством.
Дед суетился, раскладывая на столе тарелки.
– Я выполнил свое обещание, – сказал он, весело обращаясь ко мне.
– Вы – поэт? – недоверчиво спросила я незнакомца.
– Да, – ответил тот с улыбкой.
– И с вами можно поговорить?
– Конечно. Ты любишь мечтать?
– Очень!
– О чем?
– Иногда я мечтаю совсем глупо.Вот когда хорошее настроение, люблю громко петь песни, которые сама придумываю. Только очень плохо получается. Слуха нет музыкального. А в мечтах я здорово пою! Еще думаю о счастливой жизни всех людей на свете. Хочу, чтобы меня любили.
– Чтобы любили, необходимо все время делать людям хорошее. Любовь как костер – в него надо постоянно дрова подбрасывать.
– У меня есть долгие мечты и короткие, которые появляются как бы из воздуха. Вот мелькнула когда-то мысль: «Познакомиться бы с писателем». А потом подумала, что это невозможно, и мечта пропала. А теперь вы со мною разговариваете и не воображаете.
– Почему я должен воображать? – рассмеялся друг деда.
– Потому что вы необыкновенный, раз настоящий поэт.
– Любой человек, нашедший себя в жизни – необыкновенный. В пятьде-сят лет я начал летать во сне, когда занялся тем, о чем мечтал всю жизнь. Мне кажется, дети летают во сне потому, что развиваются эмоционально, и физический рост здесь не причем. Сейчас я чувствую себя ребенком. Будто крылья связанные расправил. Вкус жизни почувствовал.
– Почему в детстве не писали? – удивилась я.
– Учитель высмеял мои первые стихи. А родители растили из меня трудолюбивого доброго, порядочного человека. Их не волновали мои чувства, фантазии. Взрослые считали, что они мешают мне достигать главной цели. Всю жизнь переступал через себя, зарабатывая тем, что было поперек души. А теперь готов питаться только хлебом и водой, но писать и писать, сберегая каждую минуту вдохновения. Очень боюсь его лишиться. Я уже потерял детскую непосредственность, юношескую яркость и образность мышления. Не упустить бы здоровую зрелость ума. Тороплюсь. Мне теперь стало неинтересно даже то, что раньше считал своей единственной отдушиной – преподавание. Понял, что напрасно долго держал взаперти свои чувства. Но не стоит жалеть о прошлом. Рад, что состоялся как человек. И тем счастлив. Пишу потому, что уже не могу не писать. Если твоя душа желает излить наболевшее или она искрится радостью – пиши, не стесняйся открывать душу бумаге. А время покажет – хорошо или не очень то, что ты сочиняешь. Вреда в этом нет. Даже если не станешь поэтом, будешь грамотнее и нервную систему стабилизируешь, то бишь укрепишь. Пиши, девочка!
– А теперь иди к матери, нам надо молодость вспомнить, – сказал дед, и мягко подтолкнул меня к двери.
ТРАГЕДИЯ
Вчера дед принес с рынка живую курочку. Она ходила по кухне, сердито квохтала ивстряхивала крыльями. Оля поймала ее,отнесла во двор к тете Марусе и попросила: «Заруби, пожалуйста, у меня рука не поднимается. Жаль птицу, да и крови я боюсь». Я стояла рядом и мысленно рассуждала: «Все-таки я ошибалась, считая Олю злой. Вот и курочку ей жалко. Нельзя без причины о человеке плохо думать. Почему мне кажется, что она нехорошая? Видно дети ошибаются чаще взрослых. Бог простит меня за глупые мысли. Я же не со зла».
А сегодня произошло такое…. Не знаю, как и сказать….
Прибежала домой, открыла дверь и вижу: дед лежит на полу, укрываясь ковром, а Оля бьет его скалкой. Дед стонет и просит дать шприц с лекарством. Я вскрикнула. Оля тут же вышвырнула меня за дверь. Дрожу от страха, прислушиваюсь к тому, что творится в квартире.