Расталкивая женщин, я подскочила к генералу и закричала:
– Вы бросили родную дочку в самую трудную минуту! Она обратилась за помощью, к единственному, любимому, а вы прогнали ее! Вы – богатый, а ваши внуки, как я слышала, голодные убегали босиком по снегу к соседям, когда отец пьяным приходил домой. Вы в сто раз хуже Виктора Николаевича! Вы хуже зверя!
Меня трясло. Я не говорила, а выкрикивала отдельные слова. Генерал опомнился и заорал зычным голосом:
– Убрать эту дрянь! Чье это?
– Не кричите на меня. Вы плохой… ненавижу вас…
Я уже не могла говорить. Две женщины вытащили меня из толпы и положили возле какого-то дома на лавочку. Одна из них гладила меня по спине и бормотала:
– Доброе сердечко, всех-то тебе жалко.
Под ее шуршащий голос я тяжело задремала и уже не чувствовала, как во сне рыдания встряхивалимое тело.
НА ОБЪЕКТАХ
Сегодня дед взял меня с собой на проверку пищевых объектов. Идем к трамвайной остановке. Впереди нас – парень в потертой фуфайке и лаптях.
– Смотри! – восхитился дед. – В лаптях, а в руках ведет новый, видно только из магазина, велосипед! Запомни мои слова: «Пройдет немного времени и наш мужик в кирзовых сапогах сядет за руль собственного автомобиля!»
Сначала мы приехали на рынок. Наметанный глаз деда сразу замечал все недостатки.
– Почему сток воды засорен? – распекал он шустрого толстяка с железной бляшкой на левом кармане серого халата. – Ты хочешь, чтобы горожане и наши кормильцы из сел по отходам ходили? Посмотри, любезный, куда хозяйке сумку ставить? В лужу? Завтра проверю исполнение. Смотри у меня!
– Где мясо должно лежать? За лотком некого послать? – упрекал дед продавщицу.
– Да я же газетку постелила, – оправдывалась краснощекая, бойкая женщина.
– Ты мне улыбки не дари, красавица. Еще раз увижу несоблюдение правил, штрафовать не стану, с рынка выгоню, раз добрых слов не понимаешь.
Хозяйка засуетилась, кликнула мальчишку моего возраста. Тот, в кирзовых сапогах, в старом, длинном, по щиколотку пиджаке, в дырявом картузе, вмиг подскочил к матери и тут же прожогом (быстро, напрямик) помчался к раздаточной инвентаря.
– Где ветошь для рук, где марля на тушке? Руки о фартук не вытирай! Деньги не клади на весы, там же мясо сырое лежало! Не слюни пальцы, хо-зяюшка, когда деньги считаешь, – начиная сердиться, выговаривал мой дед торговке.
– Теперь понимаешь, почему тебя не пускаю на улицу в не глаженом платье и с грязными руками? С детствапривычка к аккуратности прививается. Каждый день делаю замечания, но только угрозы заставляют продавцов подчиняться, – со вздохом сказал мне дед.
Медленно идем по рядам. Отовсюду слышу:
– Здравствуйте, Яков Иванович, доброго вам здоровья!
– Папа, вы их ругаете, а они с вами приветливы. Почему?
– Я же за дело ругаю, власти не превышаю и взяток не беру.
– Продуктами, что ли?
– Ни деньгами, ни продуктами. Поэтому сплю спокойно и уважение от людей имею, – объяснил мне дед.
Потом мы отправились по винным магазинам-подвальчикам. Везде нас встречалитолстые, очень уж приветливые дяди. Я чувствовала неприятную нарочитость их слов и краснела. Они улыбались, говорили нам комплименты и наливали вино. Я понимала, что для проверки качества продукта достаточно одного глотка. Но каждый продавец наливал из бочки через шланг целую кружку. У первого продавца дед попросил рюмку и отлил немного вина. Понюхал, отпил, подержал чуть-чуть во рту, а потом сказав: «Вот это букет!», расписался в тетради. Но чем больше подвальчиков мы обходили, тем он становился менее строгим и уже не ругал за грязный передник и плохо вымытые стаканы, а просто пил вино и расписывался. Мне было стыдно.