Ольга Фроловна смотрела на меня растерянно и беспомощно. «Ну, чего ты, чего?» – как-то нехотя бормотала она. «Странная женщина. Так ненавидит меня, что не может посочувствовать просто как чужому ребенку на улице?» – тоскливо рассуждала я. От этих мыслей поток слез усилился.
Видно я уснула за столом. В полусне слышу веселый голос пожилого человека: «Где наша крошка спряталась? Доктор Айболит пришел лечить маленькую девочку от слез. Хватит спать». Я приоткрыла опухшие глаза. Надо мной склонился высокий, худой, седой мужчина в сильных очках и белом халате. Его голубые глаза приветливы. На щеках две глубокие морщины и ямочки. Он мне сразу понравился. «Детей любит», – мелькнуло в голове. Неожиданно со мной опять начался приступ истерики. Мне не хотелось выглядеть плаксой перед «дедом» (так я сразу окрестила его), но успокоиться не получалось. Дед позволил мне еще немного пореветь, а потом сказал:
– Ужин готов. Ты же не заставишь голодать человека, пришедшего с работы? Я сегодня пораньше отпросился.
– Для меня старался, – обрадовалась я и встала.
Дед приказал вымыть руки перед едой. Я с удовольствием послуша-лась.
– Так, надо заняться твоим здоровьем. Желудок растягивать придется. Он видно у тебя совсем усох. Для начала будешь на обед получать рюмку кагора. Это церковное, лечебное вино. Дают его ослабленным людям. «Мощная» ты у нас девчушка, – похлопал меня дед по торчащим лопаткам, – чувствуешь, ангелочек, крылышки пробиваются?
Он налил мне кагор в маленькую граненую рюмку, а себе в большую.
– За твое здоровье, – произнес он и с удовольствием выпил.
Я последовала примеру.
– Дайте еще, очень вкусно, – попросила я.
Родители как-то странно переглянулись.
– Нельзя. Лекарство пьют малыми дозами, иначе оно будет вредить, – строго сказал дед.
– А почему у вас большая рюмка лекарства? – поинтересовалась я.
Дед рассмеялся:
– Все видит! Молодец! Лекарство должно соответствовать весу человека. Большому человеку требуется большая доза. Поняла? А теперь бери ложку. Ешь.
Я съела суп и выпила компот.
– Больше не влезает, – сказала я, выходя из-за стола.
– А спасибо где? Съела? – засмеялся дед.
– Кому спасибо? – смущенно спросила я.
– Мне – за то, что денежки заработал, матери – за приготовление еды. Понятно?
Дед говорил легко, весело. И замечание не обидело меня. После ужина легла на диван и принялась разглядывать комнату. Два небольших окна. Вдоль одной стены железная кровать и темно-коричневый, с резными украшениями шкаф. Вдоль другой – диван и комод. По центру круглый стол. У окна – книжная полка. Над столом оранжевый, матерчатый с бахромой абажур. Четыре стула обтянуты белыми чехлами, с голубыми цветочками. Голубая скатерть, голубые покрывала. Около шкафа за белой шторкой я разглядела плиту. Ну, прямо как у нас в деревенском детдоме, только маленькая, двухконфорная. На столе ваза с яблоками. Тесновато, но уютно.
А может, я привыкну?
Я – ХОРОШАЯ
На второй день Оля (так я назвала про себя приемную маму) принялась готовить завтрак. Я проголодалась, потому что привыкла вставать рано, а она появилась на кухне в десять. Разбила Оля в сковородку два яйца и посмотрела на меня. Я взглядом попросила еще. На седьмом яйце она зло бросила сковороду на плитку. Почему? Вчера дед восторгался, глядя, как я на тонкие кусочки хлеба намазывала масла в палец толщиной и вмиг съедала, а сегодня Оля не хочет меня откарм-ливать.
После завтрака я задумчиво сидела на полу. Оля позвала меня, а я не услышала. Замечталась. Тут она ко мне подходит и ласково так, с ехидцей говорит: «Ушки мыть надо». И поднимает за ухо. Я оторопела от неожиданности. Уже год как меня не наказывали.