– А горючее-то не подвезли, – тревожно обронил перед капонирами кто-то из лейтенантов.
– Грузите продукты, – невозмутимо отреагировал Барсуков.
Передавая из рук в руки, грузили в машины мясные и рыбные консервы, банки с концентратами, хлеб, сухари, печенье, галеты, папиросы, спички, котелки, фляги с питьевой водой, красноармейские рюкзаки с личным имуществом и прочий нехитрый солдатский скарб. Повыдергивали колышки, свернули палатки. Закрепили на танках ротный шанцевый инструмент. Сдали и уложили под присмотром старшины в грузовики снабжения бытовое лагерное имущество. Барсуков с командирами машин обошел все танки, проверил готовность. Отчитал подвернувшегося старшину за то, что до сих пор нет горячего питания. Старшина взял под козырек и куда-то исчез. Получив разрешение обедать, Коломейцев с товарищами вскрыли часть продуктов из сухого пайка. У заряжающего нашлась железобетонная (или, как ее давно уже окрестили по аналогии со снарядами, которыми комплектовался танк, «бетонобойная») колбаса «Минская», полученная еще на прежнем месте стоянки. Покромсали колбасу ножом, пожевали с хлебом, запили водой из фляг.
– «Хрыч» кухню приволок! – радостно объявил сидевший на башне наводчик о старшине-сверхсрочнике. И свесился в люк. – Ребята, давайте котелки!
Вскоре весь экипаж, откушавший горячего борща и значительно повеселевший, дымил папиросами перед капониром. К Барсукову прибыл посыльный из полка. Коротко козырнув, вручил запечатанный пакет. Что-то передал на словах.
– Как там наши? – кивнул в западном направлении Ивлев. – Наступают?
– Не думаю… – чуть замялся посыльный и, быстро стрельнув глазами, отчеканил: – Не могу знать, товарищ младший лейтенант!
Посыльный вскочил на мотоцикл и умчался так же быстро, как и появился.
С кульками в руках к их КВ подошел старшина. Сунул Коломейцеву бумажный пакет:
– Вот, приказано раздать по одному на экипаж.
– Ого, «Полярный мишка»! – изумился Витяй, сунув руку в кулек и вытащив оттуда шоколадные конфеты. – Живем, братва!
– Даже слишком, – очень серьезно заметил с башни заряжающий, и все повернули головы в его сторону.
– Место нашей стоянки под Укмерге разбомбили, – ни к кому не обращаясь, произнес старшина. Пять пар глаз теперь устремились на него. – Авиация. Вдребезги.
Подхватив кульки и ничего больше не добавив к сказанному, старшина зашагал вдоль танков дальше.
– А здесь они нас еще не расчухали, – обронил кто-то.
Наконец подошли заправщики. Тут уж весь экипаж дружно впрягся в работу под руководством Коломейцева. Все изрядно употели, пока насытили КВ под завязку полагавшимися ему шестьюстами пятнадцатью литрами топлива. Закончив заправку, Коломейцев подошел к соседнему танку.
– Бояться нам нечего, ребята, – говорил своему экипажу младший лейтенант Ивлев. – Будем бить врага на его территории, малой кровью.
Ивлева заметно потряхивало – то ли от возбуждения, то ли от страха. А может, от того и от другого вместе.
– Накрылся дембель, – вздохнул ивлевский наводчик.
– Цыплят по осени считают, – прогудел в ответ заряжающий.
– Думаешь, до осени управимся? – спросил тихонько наводчик, с сомнением и в то же время с надеждой посмотрев на заряжающего.
– Спокойно, товарищи. Все идет по плану… – это уже Ивлев громко, в голос.
На броне у распахнутого люка механика-водителя, обхватив себя за плечи, сидел Москаленко.
– Заправились?
– Ага.
Положив руку Москаленке на плечо, Коломейцев мягко произнес:
– Матюша, как двинемся – держись за мной следом. И просто делай как я.
Москаленко закивал растерянно и благодарно…
Было уже около пяти часов вечера, когда поступила команда выступать. Барсуков, весь день носившийся по боевым и хозяйственным делам роты, заскочил на свой танк.
– Витяй, у тебя порядок?
– Так точно, товарищ капитан!
– Вы бы хоть поели, – подал голос наводчик. – У нас борщ остался…
– Нормально, – отмахнулся Барсуков и скомандовал:
– Заводи!
Мгновенно все зарычало и застрекотало. Машины выползали из капониров и выстраивались на дороге в походную колонну. Танки двинулись к назначенному им району сосредоточения близ Рассейняя. Навстречу уже тянулись колонны беженцев, какие-то обозы, одиночные бойцы и даже отдельные воинские части, на автомобилях и в пешем порядке, тентованные полуторки с красными крестами на бортах, орудия с тягачами и на конной тяге. Вся эта масса людей и разношерстной техники, уже испытавшая на себе в большей или меньшей степени первый удар противника и скорее внутренне, чем внешне дрогнувшая под этим ударом, сама жалась к обочинам при появлении из клубов дорожной пыли тяжелых бронированных чудовищ. Колонна шла уверенно, на предельной для этих машин скорости. Барсуков спешил – через Ионаву стягивались основные силы танковой дивизии. Ему уже был известен дальнейший приказ – наступать. Танки должны были изготовиться для удара в срок.
Это потом будет исписана масса бумаги о тех первых минутах, часах и днях войны. С разными долями компетентности, субъективности, правдивости и вероятности. Будут вычерчиваться схемы танковых ударов и контрударов, направления действий армий, корпусов, дивизий и отдельных бригад. Будут гадания на кофейной гуще и тактико-технических характеристиках, кто и что мог или не мог сделать и почему сделал так, а не иначе. И что следовало бы сделать для достижения самого оптимального результата. За участников событий с обеих сторон будут придуманы объяснения их действий и помыслов, которые они сами, пожалуй, в тот момент, когда эти события происходили, очень часто дать бы не смогли. Будут высказаны версии о готовности сторон к наступательным или оборонительным боям. Будут подробно рассмотрены соотношения живой силы, танков, самолетов, орудий, их дислокация и технические возможности. Наряду с другими будет озвучена очень правдоподобная версия (выражаясь уже современным языком) о глобальном управленческом и логистическом коллапсе, случившемся в первые дни войны на всей Западной границе. Выскажутся даже о том, кто и за что готов или не готов был в тот момент воевать. Кто и что ждал или не ждал от полыхнувшего единовременно от моря до моря военного пожара. Будут разносторонние обоснования, какие мотивации были у людей, занимавших должности от самой маленькой до самой большой по разные стороны линии фронта.
А там и тогда просто были люди. И танкисты роты Барсукова, по счастливому стечению обстоятельств не подвергшиеся первому удару немцев, сделали все, чтобы привести свои машины в полную боевую готовность. Чтобы выполнить то, для чего их готовили, чему их учили. Проще говоря – чтобы выполнить свой долг. Им всем было тревожно и даже страшно. Кто-то был подготовлен хуже, кто-то лучше. Кто-то даже имел опыт боевых действий. Конечно, абсолютное большинство из них вовсе не нюхало пороху. Но над ними и не висел груз поражений и отступлений. Это было очень важно для понимания их состояния и актуально именно тогда – в первые часы и дни разразившейся военной грозы. Не раньше и не позже. Это потом появятся переживания от ужаса боев, горечь отступления, паника, отчаяние, самые разные мысли. Потом появятся знания о масштабах сражений, потерь и трагедий. Всей правды, конечно же, не появится никогда. Большая же часть из оказавшихся в боях именно в самые первые дни людей, тая внутри своих душ целую гамму противоречивых переживаний, на самом деле ждала первой встречи с противником. Ждали даже те, кто не очень-то хотел в этом признаваться подчас и самим себе. Наряду с тревогой и сомнениями, каждого хоть раз, но посетила мысль: «Схлестнемся, вот и посмотрим, кто кого». И еще немаловажный момент – немцы тоже в те часы ничего не знали наперед. И тоже боялись. А сейчас бронированная колонна, выполняя полученный приказ, шла на запад. Плясали стрелки приборов, ревели двигатели, выжимая предельную для огромных машин скорость в двадцать километров в час, содрогались корпуса танков, лязгали гусеницы. Полностью укомплектованная тяжелая танковая рота исправно молотила траками по дорожной пыли.