Я стёрла щекой капли воды с твоего плеча.
Прожив пятьдесят лет, я умерла умиротворенная, уважаемая родными и близкими.
Моё одеревеневшее тело отпустило душу.
Не было никакого удивления – этот день, который клонился к вечеру, продолжался десятки лет, и часть меня всегда была там, с тобой…
Обыкновенный день у моря – просто в этом Лимбо время шло иначе. Там мы были такими, как тогда. Мы не расставались. У нас ещё был весь вечер и вся ночь.
На барханах, поодаль от пляжа стояли рядом две лёгкие конструкции, напоминающие дельтапланы. Их крылья излучали свет.
Два силуэта в сияющих лётных комбинезонах шли вдоль кромки моря.
Каждый сел в свой воздушный корабль. Минута – и они скользнули ввысь, оставив в небе след в форме креста.
Фантазия приземлила свой летательный аппарат под моим окном.
Безумный сосед со второго этажа выглянул и стал ещё безумнее.
Первые заморозки. Перед домом-призраком растёт маленькая ёлочка. Рядом стоит старая буржуйка. Я развела огонь.
Люблю приходить сюда… Открою термос – кофе с коньяком. Пью и смотрю, как садится солнце.
Внутри дома стены покрыты инеем.
Тишина тут полна еле слышным многоголосым шёпотом.
Фантазия говорит: «Мой дом – твой дом».
Маркиз. Танец фарфоровых фигурок
«Маркиз совсем выжил из ума», – распускали слухи наследники.
Маркиз часами рассматривал свою любимую табакерку.
Внутри две фигурки сидели у ручья в лесу – Шарль и Шарлотта.
Они прожили вместе всего год.
Первые заморозки покрыли мох, кусты черники и брусники сахарной блестящей глазурью.
Шарль и Шарлотта сидели на мшистом камне, обнявшись, и смотрели на журчащую воду в первых лучах солнца.
Им было тепло и хорошо вместе.
– Откуда музыка? – спросила Шарлотта.
– Откуда-то сверху, – ответил Шарль.
Старая служанка маркиза рассказывала, что он в своё время был так красив, что устоять было невозможно.
У маркиза была коллекция музыкальных табакерок. Когда такая табакерка открывалась, внутри под музыку танцевали менуэт пастух и пастушка – две фарфоровые фигурки.
Маркиз знал все эти танцующие пары внутри табакерок.
Было время – стоило хорошенькой крестьянке из его поместья выйти замуж за красивого парня, маркиз тут как тут.
И что потом?
От новости, что у кого-то родился младенец – его копия, маркиз кривился, как от зубной боли.
Но вот однажды на прогулке по лесу он набрёл на избушку лесника.
В своём поместье он везде был у себя дома.
В быстром ручье среди камней стирала бельё настоящая красотка.
Маркиз даже не слышал, что его лесник Шарль женился.
– Как зовут тебя, дитя?
– Шарлотта, – ответила жена лесника.
Пресытившийся маркиз мог бы взять силой или просто приказать, ведь он хозяин, но ему нравилось наблюдать. Он приходил каждый день. Неторопливые прогулки по лесу.
Он сидел у ручья и курил трубку Шарлотта стряпала, мыла посуду, стирала, и её руки становились красными от холодной воды. Маркиз сидел на кухне, греясь у очага. Шарлотта ждала своего мужа. От маркиза так вкусно пахло. Шарль приходил уставший, зная, что маркиз сидит у него. От Шарля остро пахло лесом и заботой. Его взгляд был полон беспокойства.
Шарлотта без страха выставляла маркиза, и он подолгу сидел у избушки, глядя на окна.
Маркизу было много дано. Все себя предлагали. Со временем он понял, что не может взять красоту, не разрушив её.
Приходя, он почти не разговаривал с Шарлоттой, или это были односложные диалоги. Он не хотел прояснить ситуацию, чтобы не разрушить иллюзию. Шарлотта старалась не смотреть на него. Иногда он приносил музыкальные табакерки удивительной красоты. Всякий раз, когда Шарль возвращался, Шарлотта была так рада! Маркиз не мог не нравиться, но в сердце Шарлотты хватало места, и эта симпатия не вытесняла и не уменьшала любовь к мужу.
Когда наступили холода, маркиз уехал в большой город, очень гордый собой.
Она была в плотном коконе холодной слизи, который пронизывали горячие нервы. Она не могла пошевелиться в железном кольце мускулов своего любовника, бесконечно знакомого во сне. Кокон объятия стал таким тяжёлым, что твердь расступилась перед ним. Кокон летел в горящую бездну, но, почти коснувшись пламени, он треснул. Огромная бабочка с огненными крыльями, с телом любовников, сросшихся, как сиамские близнецы, взмыла вверх.
Шарлотте часто снился этот сон.
Жилка ручья пульсировала под тонкой кожей льда.
Там попала в ловушку форель.
Шарлотта оглушила трепыхающуюся рыбу и положила её в корзину.
Снег падал крупными хлопьями.
Шарль обещал взять её завтра в город!
Он только перешагнул порог, как она бросилась на шею и закружила.
– Я никогда нигде не была! – она уткнулась лицом в его мягкие каштановые кудри.
Не похож он на здешних – Шарль.
Жанна была его кормилицей.
– Эдакая кувалда – не согнёшь, а какой поклон отвесила господину, вручившему ей младенца и увесистый кошель, – рассказывала рябая Челеста. – И господин, видать, не отец ребёнка, а слуга какой-то важной персоны. Отдал – даже не взглянул на ребёнка.
Жанна своих щенков лупила нещадно, а Шарля никогда не била.
Зато от деревенских мальчишек ему здорово доставалось – чужой, красивый.
Пока Жанна не сказала веско муженьку:
– Научи отпор давать. Забьют ведь.
Шарль был проворным и сильным. Как дал отпор – разом все отстали.
Никто с ним не водился – чужой и есть чужой.
Жанна часто вздыхала:
– Что с ним будет?
Но втихомолку им гордились – вот он у нас какой! Принц!
Он любил быть один в лесу и не мудрено, что стал лесником.
Шарлотта была слишком изящна для крестьянских вкусов.
Она нашла Шарля в собственном саду, словно он там рос среди прочих цветов.
Он давно наблюдал за ней.
– Ты что тут корни пустил? А если братья увидят?
– Хочешь, уйду?
– Нет. Оставайся. Живи здесь, только незаметно, как ёжик.
После нехитрого торжества деревенской свадьбы, когда они остались одни, Шарль предстал перед ней, как полагается, в длинной белой рубахе, серьёзный, как драматический актёр.
Шарлотта расхохоталась:
– Зачем ты это напялил?
– Так полагается.
– Тепло, никто не смотрит, и мы любим друг друга. Сними.
– А сама в платье, башмаках сидишь, ручки сложила, как маленькая. Чего ждёшь?
Шарль погладил её русые с рыжим отливом волосы.
В её серо-голубых широко раскрытых глазах был испуг, голод и доверие приручаемого зверька.
– Не бойся, твой испуг напоминает о верности, и только потом, когда он исчезнет, придёт чувствительность и время пойдёт своим чередом.
Она рассмеялась:
– Что ты говоришь? Что ты говоришь? И это было похоже на прозрачную янтарную смолу цветущих слив. Что ты говоришь? Что ты говоришь?
Они говорили почти беззвучно жаркими сухими поцелуями…
– Опять эта разбойница подбирается к курятнику! Шарль! Поймай её! Поставь капкан! – закричала Шарлотта, увидев ярко-рыжий хвост, мелькнувший среди пушистых сугробов.
– Она почти ручная. Я подружился с этой лисицей прошлой зимой.
– Прошлой зимой у тебя не было ни жены, ни кур.
– Это верно. Может, не стоит тебе ехать со мной в город? Курам будет спокойнее.
– Ох, как тебе не хочется брать меня с собой! Ну, что ты себе там надумал?
– Сон плохой приснился.
– Плюнь на сон! Хочу с тобой! Хочу в город!
Всю дорогу Шарль был не в духе. Шарлотта болтала не о чём. Пару раз он думал: «А не повернуть ли обратно».
Город рассыпался в её глазах как разноцветные бусины с оборвавшейся нитки. Яркие цвета невиданных нарядов, горячие запахи разнообразной снеди, гам толпы, а главное – музыка.
На окружённом толпой помосте труппа бродячих артистов давала представление!
Шарль что-то говорил ей. Она не слушала и, как во сне, пошла на звук музыки в самую гущу толпы, и растворилась в ней.
Шарль рассердился не на шутку:
– Как маленькая! У нас не так много времени. Нужно успеть домой дотемна.
Белокожий рыжий акробат сделал заключительное тройное сальто и приземлился прямо у ног Шарлотты. Толпа ахнула в восхищении. У акробата были ярко-голубые шалые глаза. Они искрились, как иней. Он смотрел только на Шарлотту. Всё представление было для неё. Она бросила ему монетку. Он не вставал с колен.