Это был поступок, неожиданный для заговорщиков. Как бы ни желали они убрать с престола излишне сильного и волевого царя, но сделать это в день, назначенный самим Иоанном, были не готовы. Хотя бы потому, что для провозглашения нового правителя его нужно было доставить, показать народу и доказать его права на престол. Между тем, знать надеялась на испуг и смирность Иоанна, а вовсе не на его бунт, не на новое своевольство.
Царь разломал заговор, даже не зная его участников и их планов. Уже через два дня в Александровскую слободу приехали князья и думные бояре во главе с архиепископом Пименом, чтобы позвать Иоанна обратно на престол. Другого царя у знати не нашлось – а народ, к которому государь обратился сам, напрямую, уже забеспокоился, угрожая покарать изменников своими собственными руками.
К «простому люду» недвусмысленно примкнули стрельцы, что набирались также из низов. Несколько полков бывалых воинов с пушками и пищалями холопьей плетью не разгонишь, они и сабли с рогатиной не испугаются, а в сече еще неведомо, кто верх одержит. Сражаться стрельцы умели – даром что из безродных. Может статься, только потому крови и не пролилось – думные бояре предпочли биться на переговорах, оговаривая свои привилегии и нехотя признавая царские.
К февралю все закончилось – Иоанн вернулся в столицу, истребовав себе право на свою собственную армию, свой особый двор, свои отдельные земли, в которых мог бы править по собственному разумению, не считаясь с прежними обычаями. Назначать слуг, наместников и воевод, не считаясь с их знатностью, наследными правами и мнением думы. Теперь, даже устроив успешный переворот, князья могли привлечь на свою сторону только часть войск, часть земель, часть двора… Личная армия, личный двор и личные земли государя останутся верными Иоанну в любом случае. Да еще и среди земства у правителя оставалось немало сторонников…
Надежды на успех переворота растаяли словно дым – и для этого не пришлось никого пытать и никого казнить. Даже имен своих врагов Иоанн не узнал – так и разгромил безымянными.
Большинство молодых бояр, ставших на время опасного противостояния личной ратью государя, так и не поняли тайной подоплеки произошедшего. Услышать же благодарность из уст царя довелось и вовсе только четверым.
– Боярин Зорин, боярин Булданин, боярин Заболоцкий, боярин Леонтьев, – назвал каждого по имени Иоанн, останавливаясь и с интересом оглядывая с ног до головы. – Храбрые витязи, честные слуги. Счастье мое, что такие воины охраняют мой трон и мою землю. За службу вашу награждаю вас золотом и шубами со своего плеча, дабы каждый по сему одеянию увидеть мог личную мою вам благодарность. Однако к делу. Знаете вы о тревогах моих зело более остальных и потому поручение получите соответственно знанию. Мне больше не нужно опасаться заговора. Однако же я все равно желаю найти своего брата! Хочу, чтобы он жил при моем дворе, а не на чужбине. Хочу советоваться с ним, стоять рядом с ним в церкви, сидеть за одним столом. Надеюсь на ваше усердие, бояре. И… прошу выпить за мое здоровие!
Последнее пожелание сопровождалось увесистым кошелем, легшим в руку царского подьячего.
Золото позволило боярам устроить хорошую пирушку и поправить свои денежные дела – однако не могло подсказать, как именно найти царского старшего брата. Мучительные раздумья боярина заметила даже Мирослава, лежа рядом в постели и целуя пальцы его руки:
– Что, любимый мой, невесел, что ты голову повесил?
– Царь дал поручение, которое я не в силах исполнить.
– Какое?
Басарга колебался недолго. Тайна Иоанна была велика… Но что за смысл хранить секрет даже от любимой, если о нем все равно знают столь многие, от псковского юродивого до князей-заговорщиков?
– Я должен найти сводного брата государя, – признался боярин.
– Сына Соломонии Сабуровой?
– Ты о нем знаешь?! – вскинулся Басарга.
– Забавный ты, – улыбнулась княжна. – Если у великого князя Василия было всего две жены, то чей сын может быть сводным братом для ребенка второй супруги?
– Да… И правда… – признал Басарга и продолжил: – Игуменья Васса сказала перед смертью, что княгиня Соломония отправила его к родичам в Крым.
– Тогда многие бежали в Крым от царского гнева, – откинулась на спину Мирослава. – Когда великая княгиня Елена, мать государя, к власти пришла, головы горохом покатились. Василий перед кончиной совет боярский назначил, дабы воспитанием сына его занимались, государством помогали управлять, о вдове заботились… С них Елена казни и начала. Направо и налево рубила, даже собственного дядюшку, Михаила Львовича, не пожалев. Следующими братья ее покойного дядьки стали, князья Поджогин и Путятин. Вот тогда очень многие в Крым отъезжать и поспешили. Кто-то спасся, но мой дед и его брат не успели…
– Извини, я не знал…
– Ты не бойся, Иоанну в то время всего три годика исполнилось, посему на него никто зла не держит. А княгиню Елену через четыре года отравили, и никто о ней не жалел. Однако же из Крыма иные бояре так и не вернулись. Монахиню Софию, в миру Соломонию, Елена тоже сослала… Не помню, куда[10]. Посему, полагаю, за сына инокиня опасалась правильно.
– Ты знаешь, как его можно найти?
– Это совсем нетрудно. – Княжна перекатилась на живот. – Скажи Иоанну: если я снова стану кравчей, то разыщу его брата с легкостью.
– Как?
– Инокиня объяснила вам, где его искать, во всех подробностях. – Мирослава сладко потянулась и снова откинулась на спину. – Достаточно лишь немного подумать, и сам догадаешься…
* * *
Вырвав у знати согласие на собственный, опричный, двор, земли и армию, первым делом государь начал «перебирать людишек», призывая к себе на службу лучших из лучших, достойнейших из достойных: образованных, храбрых, преданных. И впервые в истории Руси эти достоинства стали куда более важными, нежели происхождение. По разным городам и весям помчались отряды доверенных слуг, что останавливались в приказных избах, созывали местных боярских детей, осматривали их, старательно выспрашивали – что знает, о чем мыслит, чего желает? После чего иные получали предложение вступить в «избранную тысячу», иные оставлялись жить прежним порядком, а иные получали тяжелый кошель с серебром в качестве платы за удел – и отправлялись в земские земли, где могли жить привычным порядком и не мутить соседей недовольством деяниями царя Иоанна.
Басарга Леонтьев и его друзья носились по стране, примыкая то к одному, то к другому из таких отрядов, и тоже выспрашивали, проверяли родословные, испытывали молодых воинов на умение держать в руках саблю и читать, знать псалтырь или радеть об интересах русского царства – после чего неожиданно бросали одну комиссию и мчались в иные земли и уделы, чтобы примкнуть к другой.
Со стороны, наверное, казалось, что они обезумели и сами не знают, чего хотят, – однако дело свое побратимы вершили по тщательно обдуманному плану….
В середине июня струг подьячего Басарги Леонтьева приткнулся к берегу Волги близ Костромы, в которой «перебирал людишек» боярин Темеш Бастанов со товарищи. Оставив лодку на попечение холопов, бояре поднялись в вознесенный на высоком холме кремль, срубленный из толстых, полутораобхватных елей. Стены крепости успели потемнеть от времени, и потому новенький белоснежный Успенский собор[11] смотрелся над ним особенно ярко.
Впрочем, побратимы торопились не в церковь. Перекрестившись на золотые кресты храма, они направились в крытую тесом, высокую и просторную приказную избу[12], стоявшую аккурат под самой звонницей.
Присланные опричники поселились прямо в ней, выставив охрану и прибрав себе под руку воеводскую конюшню, – однако Басаргу боярские дети узнали еще до того, как тот успел показать грамоту с царской печатью, и пропустили внутрь.