– Красноармеец, что ли? – спросила красивая женщина лет тридцати пяти.
Она только что присоединилась к собравшимся. Разговор шел в гостиной покойного.
– А вы кто? – поинтересовался начальник милиции.
– Это ваше подкрепление, – ответил за нее человек из министерства, – разрешите представить: Зинаида Аркановна Петрова. Столичный специалист.
Он так и не уточнил, специалистом в какой области была Зинаида Аркановна. Спрашивать никто не решился.
Зинаида Аркановна была красивой, ухоженной, шикарно одетой женщиной.
– Почему красноармеец? – спросил Леденец.
– По описанию – шинель и буденовка.
– Это была не буденовка, а колпак. Как у куклуксклановцев. Да и одеяние больше похоже на костюм демона из фильма ужасов, – недовольно пояснил дежуривший милиционер, – он вышел из стены. Сказал что-то типа: «Привет, придурки», прочитал что-то на латыни и испарился вместе с мольбертом, оставив после себя характерный запах.
– Серы? – спросила дама?
– Фекалий.
– Вы покажете мне место преступления? – решительно спросила она.
– Я бы не советовал, – заметил прокурор.
– Почему?
– Запах. Он все еще достаточно стойкий.
Дама недовольно фыркнула, точно экзотическая лошадка и демонстративно закурила.
С трупом во дворе тоже не все было гладко, хотя о какой гладкости может идти речь, если в дело вмешивается труп, к тому же второй.
Еще совсем недавно труп был 86 летним Кириллом Мефодьевичем Стародубским: почетным престарелым местного дома престарелых и лидером и вдохновителем движения МАРАЗМ ПРОТИВ НАРКОТИКОВ.
Труп, если можно так выразиться, находился в позе шахматного коня или единорога, потому что ко лбу «в качестве рога был приклеен неестественно большой мужской орган, запечатленный в состоянии возбуждения» (цитата из милицейского протокола).
– «Твин-Пикс» какой-то, – сказала дама, глядя на труп.
– Вы о чем? – спросил начальник милиции.
– Был такой сериал. Там тоже преступник баловался подобными вещами.
– А вы что скажете? – спросил прокурор Леденца.
– Преступник умен, дерзок, нагл. Он разбирается в искусстве, легко идет на убийство и мастерски владеет конструированием реальностей.
– Это как?
– Так называемая реальность – это совокупное представление о мире большинства. Конструирование реальности – это манипуляция, позволяющая вносить изменения в эти представления, – ответил Леденец, при этом он сам не понял, что сказал.
– А если по-русски? – спросил начальник милиции.
– Если по-русски, – взяла слово дама, – вы этим давно уже пользуетесь в своей работе.
– Это как?
– Это когда вы берете невиновного человека и заставляете признаться в совершении преступления.
– Все равно не понял, – обиделся начальник милиции.
– Только делаете вы это бездарно, – продолжила дама.
– Это еще почему?
– Потому что вы исходите из того, что раз в реальности следователя человек виновен, значит, он виновен, надо только найти доказательства.
– Ну…
– Тогда как более грамотно было бы сначала познакомить подозреваемого с теорией моделирования реальности, а потом уже убеждать в правоте следователя.
– Это что ж получается: Он может быть виновен и невиновен одновременно? – дошло до начальника милиции.
– Правильно. Вопрос в том, кто моделирует реальность.
– Кстати, о моделировании реальности, – вступил в разговор Леденец. – У нас в городе открывается семинар на эту тему.
– Вам что, делать больше нечего? – оборвал его начальник милиции.
– Овладев этой технологией, мы сможем сражаться с преступником на равных, – нашелся Леденец.
– Я бы тоже с удовольствием присоединилась к группе, – поддержала Леденца дама.
– Думаю, возражений не будет, – встал на их сторону человек из министерства, лишив, тем самым, прокурора и начальника милиции права сказать «нет».
Подглава 2
Трусишки зайка серенький под елочкой снимал
И долго-долго тужился – запором он страдал
Выйдя из кабинета Доктора, Мстислав Ерофеевич ощутил что-то вроде эйфории. Он был свободен: свободен от страха перед тестем. Он сам не понимал, как это произошло (с Доктором разговора на эту тему почти не было), а если бы кому-нибудь пришло в голову спросить об этом Доктора, тот и сам бы офонарел. Проходя мимо задрипанного клуба, где все еще прозябал самодеятельный театр, Мстислав вспомнил, что совсем недавно там ставили «Молодую гвардию». Усмехнувшись демонической усмешкой, он разбил окно и забрался внутрь. В театре не было сигнализации – никто не хотел платить. В нашей постсоветской постсюрреалистической действительности возможно и не такое. Немного побродив по театру – маленькой комнатке в полуподвальном помещении, – Мстислав обнаружил костюмерную, которой работал старый, выброшенный кем-то из дома на благо общего дела шкаф. Костюм офицера СС был там. Прихватив костюм, Мстислав выбрался из театра и бодро зашагал домой. В сарае он окончательно подогнал под себя костюм, – надо было перешить пару пуговиц, – почистил его, погладил и повесил в шкаф до субботы, которая, как известно, начинается у евреев в пятницу после захода солнца. Ждать оставалось три дня. Это было не так много: надо было сделать еще уйму всего, причем, не привлекая к себе внимания.
В пятницу Мстислав подстригся, побрился в парикмахерской, сделал маникюр. Образ требовал полного соответствия, поэтому он выпил немного коньяка. Грамм сто, не больше. Вернувшись домой, он еще раз критически осмотрел костюм. Все было в идеальном порядке. Одевался Мстислав медленно и с удовольствием. Посмотрев в зеркало, он увидел холеного офицера СС с арийским огнем в глазах.
Зазвонил мобильный телефон.
– Ты где пропал, задница? – спросил недовольно тесть.
– Иду, – ответил Мстислав и выключил телефон.
Его ждали к ужину: прислуживать за столом. Сделав глубокий вдох, Мстислав поднялся на ноги.
В столовой, где уже собрались все благородные члены семейства в лице тестя, тещи и женушки, Мстислава встретила немая сцена.
– Привет, жидовня, – поздоровался он, как можно веселей, – не ожидали?
– Что это за маскарад! – возмутился тесть, и тут же получил демократизатором по голове.
– Сидеть! – приказал Мстислав женщинам, которые попытались вмешаться в происходящее, – в этом пистолете, – продолжил он, доставая из кармана брюк «Осу», – пули с металлическим сердечником, обтянутым резиной. Этого вполне достаточно, чтобы продырявить ваши жидовские головы.
Сказав это, он отправил хорошим ударом кулака тестя на пол, после чего долго и со вкусом пинал его ногами. Он не успокоился даже тогда, когда тесть стоически затих. Закончив душевный разговор с тестем, Мстислав переключился на тещу.
– С тобой, старая сука, разговор будет более длинным. Держи, – он достал из пластикового пакета, который принес с собой и оставил у входа в комнату, бельевую веревку с петлей на конце, – примерь.
– Что ты собираешься делать? – с ужасом в голосе спросила Софушка.
– Молчи, сука, до тебя еще очередь не дошла.
Теща трясущимися руками надела на шею петлю.
– Ты слишком долго на мне ездила, теперь пришел черед поменяться местами. Становись раком!
Теща, замогильно воя, выполнила приказ.
– Держи, – Мстислав сунул жене в руку конец веревки, – будешь водить ее под уздцы. Обычно коней пришпоривают, но я воспользуюсь этим, – он взял со стола вилку.
– Поехали, – сказал он, сев на тещу верхом, и воткнул ей, не сильно, вилку в загривок.
Теща заверещала и пошла каким-то неровным шагом.
– Быстрее, – приказал Мстислав.
– У меня инфаркт! – взмолилась теща.
– Ничего, заработаешь второй, чтобы не скучно было.
На десятом круге вокруг гостиной теща выдохлась. Она рухнула со всех четырех и перестала реагировать на вилку.
– Загнанных лошадей пристреливают, – сказал Мстислав, но стрелять не стал, – теперь ты, дорогая моя женушка.
Лицо Софии побледнело.
– Сколько раз я слышал от тебя одно и тоже. Ты не мужчина! Можно подумать, что некий телепающийся у меня между ног отросток, должен определять все. Ладно, раз он для тебя так важен, молись на него.