Так прошло три недели, и наступил день святого Майкла. Теперь сердце Энн снова было переполнено Киллинчем. В любимый дом въезжают чужие люди… В этот день комнаты, мебель, рощи и виды имения во всех красках стояли перед глазами девушки. 29 сентября она не могла думать ни о чем другом. Вечером Мэри проявила мимолетное участие, случайно обратив внимание на дату в календаре и воскликнув:
– Бог мой! А не сегодня ли Крофты должны въехать в Киллинч? Хорошо, что я не думала об этом раньше. Как же это, оказывается, неприятно!
Крофты вступили во владение с истинно морской расторопностью, и теперь им следовало нанести визит. Мэри оплакивала эту необходимость («Никто не понимает, как я страдаю. Я буду оттягивать эту поездку сколько возможно»), но в результате уговорила Чарльза отвезти ее в Киллинч-Холл, не прошло и нескольких дней, и вернулась оттуда очень оживленной и в прекрасном настроении. Энн искренне обрадовалась, что ей не нужно было ехать, но она хотела посмотреть на Крофтов и с удовольствием осталась, когда визит был возвращен. Они приехали. Хозяин дома отсутствовал, но обе сестры были рады приветствовать гостей. Энн досталось развлекать миссис Крофт, тогда как адмирал сел подле Мэри, которую немедленно еще больше расположил к себе несколькими забавными замечаниями о ее детях. Энн же могла сколько душе угодно искать в своей собеседнице некое сходство, и, не находя такового в чертах лица, улавливать его в голосе, манере говорить и размышлять.
Миссис Крофт не была ни высокой, ни слишком полной, но выглядела внушительно за счет основательности и дородности фигуры и манеры держаться очень прямо. У нее были яркие темные глаза, красивые зубы и в целом привлекательное лицо, но из-за красноватой и обветренной кожи (а этой женщине, несомненно, приходилось бывать на море едва ли намного меньше, чем ее мужу) она казалась старше своих 38 лет. Держалась супруга адмирала открыто, непринужденно и решительно, как человек, уверенный в себе и не склонный к сомнениям. Однако она отнюдь не была груба или лишена чувства юмора. Энн сразу же прониклась доверием к миссис Крофт, поскольку поняла, что та искренне сочувствует ее переживаниям, связанным с Киллинчем. И, кроме того, она была рада убедиться уже в первые же секунды знакомства, что миссис Крофт не имела на ее счет никаких подозрений, не была, казалось, в курсе некой истории и едва ли могла затронуть щекотливую тему. Поэтому Энн, избавившись от своих страхов, чувствовала себя сильной и смелой, пока не грянул гром неожиданного вопроса гостьи:
– Как я понимаю это именно с вами, а не с вашей сестрой мой брат имел счастье быть знакомым, когда жил в этих краях?
Энн искренне надеялась, что уже вышла из того возраста, когда краснеют в подобных случаях, но оставаться спокойной, как выяснилось, она была абсолютно не в состоянии.
– Возможно вы не слышали, что он женился, – добавила миссис Крофт.
Энн немедленно почувствовала облегчение. Теперь она была в состоянии нормально разговаривать. И действительно, как она могла забыть, что существовал еще господин Вентворф! Последние слова гостьи напомнили ей об этом, и теперь она понимала, что и так взволновавший ее вопрос мог вполне относиться как к одному, так и к другому брату. Теперь ей показалось вполне естественным, что миссис Крофт говорит именно об Эдварде, а не о Фредерике. Ей стало стыдно своей забывчивости и она постаралась проявить должный интерес к теперешнему положению бывшего соседа.
Дальше все было очень спокойно до тех пор, пока гости не собрались уезжать. Уже провожая их к выходу, Энн услышала, как адмирал сказал Мэри:
– Скоро сюда должен приехать один из братьев миссис Крофт. По-моему, вы знаете его имя.
Однако атака детей Мэри не дала ему закончить мысль. Мальчишки весь вечер льнули к нему, как к старому приятелю, и теперь он был слишком занят клятвами, что никуда не уедет, и обещаниями унести их в своем кармане, чтобы вспомнить, что собирался сказать. Энн оставалось только уговаривать себя, что речь, должно быть, идет о другом брате. Она не могла, однако, окончательно победить сомнения, и поэтому умирала от желания узнать, не говорилось ли что-нибудь по этому поводу в Главном Доме, где Крофты побывали несколько раньше.
Предполагалось, что этим вечером семейство из Главного Дома нанесет визит в Коттедж. Поскольку время года уже не располагало к пешим прогулкам, то все уже начали прислушиваться, не едет ли экипаж, когда в комнату вошла младшая мисс Масгроув. Мэри была немедленно охвачена мрачным подозрением, что она пришла извиниться за остальных, и им придется провести вечер в одиночестве, но Луиза объяснила, что шла пешком только затем, чтобы в экипаже, в котором везли арфу, было больше места.
– Я вам все объясню, – сказала девушка. – Я пришла раньше еще и затем, чтобы предупредить вас, что папа и маман сегодня вечером не в духе. Особенно маман. Она так много думает о бедном Ричарде! Поэтому мы решили привезти арфу – она развлечет ее больше, чем фортепиано. Я расскажу вам, почему она в плохом настроении. Когда сегодня утром приезжали Крофты (они ведь потом были и у вас, не правда ли?), то они между прочим упомянули, что брат миссис Крофт, капитан Вентворф, только что вернулся в Англию (его списали или что-то в этом роде), и почти сразу едет их проведать. К несчастью, когда они уехали, маман пришло в голову, что Вентворф или кто-то с очень похожей фамилией, был когда-то капитаном бедного Ричарда – не знаю, когда и где, но довольно задолго до смерти бедняжки. Пересмотрев все его письма и вещи, она выяснила, что это действительно так, и теперь уверена, что это тот самый человек Она решительно ни о чем другом не может думать – только о нем и о бедняжке Ричарде. Так что все мы должны быть как можно веселее, чтобы отвлечь ее от грустных мыслей.
Правдой в этой патетичной семейной истории было то, что у четы Масгроувов, к несчастью, был очень беспокойный, никчемный и склонный создавать всем проблемы сын, которого они, к счастью для себя, лишились раньше, чем ему исполнилось 20 лет. Правдой было также то, что его отправили в море, потому что на берегу он был туп и неуправляем, что семья никогда о нем особенно не заботилась, чего он, впрочем, и не заслуживал, редко что-либо о нем слышала и почти не оплакивала, когда обстоятельства его смерти стали, наконец, известны в Апперкроссе двумя годами раньше описываемых событий.
И хотя сейчас сестры делали для него все, что могли, называя его «бедняжкой Ричардом», он был всего лишь тупоголовым, бесчувственным, бесперспективным Диком Масгроувом, который ни в жизни, ни в смерти не сделал ничего, чтобы стать достойным большего, чем просто куцее и невыразительное «Дик».
Он несколько лет провел в море и поменял множество кораблей, как это обычно бывает во Флоте (впрочем, с теми, от кого капитаны хотят избавиться, это случается особенно часто). Так вот, переходя с корабля на корабль, он оказался на борту фрегата «Лакония», капитаном которого был Фредерик Вентворф, под чьим командованием он и служил 6 месяцев. Именно под влиянием капитана и были написаны те единственные два письма, которые за все время отсутствия сына получили родители, – два абсолютно равнодушных письма. Все остальное время он только просил денег. Капитан упоминался в обоих письмах, но Масгроувы не вникали в подобные детали: имена людей и названия кораблей были настолько им не интересны, что в то время имя «Вентворф» едва ли произвело хоть какое-то впечатление. То, что теперь госпожа Масгроув неожиданно связала это имя со своим сыном, можно объяснить разве что причудами памяти. Она нашла письма, а в них – подтверждение своим догадкам. Перечитать эти письма заново после столь долгого перерыва, когда сына уже нет в живых, а все его недостатки несколько забылись, оказалось тяжелым испытанием, которое ввергло ее в более сильную скорбь, чем когда-то – известие о его смерти. Господин Масгроув также переживал нечто подобное, хотя и в более сдержанной форме. Поэтому, приехав в Коттедж, они в первую очередь хотели еще раз поведать сочувствующим слушателям эту печальную историю, а затем насколько возможно утешиться в бодро настроенном обществе.