– Когда папа умрет, – сказал Хупер, – этот дом будет мой, я буду хозяин. Все мое будет.
– Подумаешь, богатство. Несчастный старый дом.
Хупер с тоской вспомнил про землю, которую дедушке пришлось продать. Он сказал спокойно:
– Внизу есть кое-что очень ценное. Такого ты сроду не видел.
– А что?
Хупер улыбнулся, посмотрел в окно, решил не отвечать, Он не был уверен, что коллекция мотыльков на самом деле так уж внушительна.
– Дедушка умер в этой комнате. Недавно. Он умер вот в этой постели, а теперь ее тебе отдали. – Это была неправда.
Киншоу подошел к чемодану, присел на корточки.
– А где вы раньше жили?
– В квартире.
– Где?
– В Лондоне.
– Своя квартира?
– Да... нет. Ну, у кого-то в доме.
– Значит, снимали?
– Да.
– Тогда она не ваша была.
– Не наша.
– Почему же твой отец не купил вам нормальный дом?
Киншоу встал.
– Мой отец умер.
Он разозлился, не обиделся. Он хотел съездить Хупера по морде, но не посмел.
Хупер вздернул брови. Он этому научился в школе, у одного учителя. Так получался очень внушительный взгляд.
– Ну, а маме не по средствам покупать дом. Вот.
– Почему же отец вам денег не оставил? У него-то дом был?
– Был, но пришлось продать.
– Почему?
– Не знаю.
– Чтоб долги его уплатить.
– Нет, нет.
– А ты помнишь отца?
– Помню. Ну... немножко. Он раньше был летчиком. Он участвовал в битве за Англию. У меня... – Киншоу снова сел на корточки и стал перерывать клетчатый чемодан, – у меня его карточка есть.
– Он в битве за Англию снят?
– Нет. Но...
– А я тебе не верю, все ты врешь. Битва за Англию во время войны была.
– Знаю. Это каждый знает.
– Она была давно, много лет назад. В истории. Не мог он в ней участвовать.
– Нет, он участвовал.
– Так когда же он умер?
– Вот карточка. На, смотри, это папа.
– Когда же он умер, я спрашиваю? – Хупер грозно надвинулся на него.
– Несколько лет назад. Мне пять было. Или шесть.
– Значит, он был совсем старый. Сколько ему было?
– Не знаю. Много, наверное. На, смотри, вот карточка. – Киншоу протянул ему маленький темный конверт. У него душа рвалась от желанья, чтоб Хупер увидел карточку, поверил, ему надо было удивить, убедить. Хупер секунду помешкал, потом наклонился и взял карточку. Он ожидал увидеть совсем другое лицо – отважное, необычное. А на карточке был лысый, тощий, измученный человек с родинкой на подбородке.
– Старый, – сказал Хупер.
– А я и говорил. Когда он участвовал в битве за Англию, ему было двадцать лет. Это в войну.
Хупер промолчал. Он бросил фотографию в чемодан и отошел к окну. Киншоу понял, что победил, но торжества не испытывал. Хупер все равно не уступал позиций.
– Ты в какой школе учишься?
– В Уэльсе.
Хупер вздернул брови:
– А я-то думал, в Уэльсе школ сто. Больше ста.
– Моя святого Винсента называется.
– Частная?
Киншоу не ответил. Он все стоял возле своего чемодана. Он уже собирался его распаковывать, но теперь передумал, получилось бы что он смирился и остается и речь уже идет о будущем. Хупер отбил у него охоту распаковывать чемодан.
Киншоу сказал:
– Не думай, я не хотел сюда ехать.
Это Хупер понял. Он помнил, как ему сообщили про смерть дедушки. Он тогда сказал:
– Не хочу я жить в этом доме.
Он распахнул окно. Дождь перестал. Небо цветом не отличалось от грязных шестипенсовиков. Рододендроны вдоль всего въезда еще блестели от капель.
– Закрой окно, – сказал Киншоу. – Это теперь мое окно.
Хупер повернулся, он заметил новые нотки у него в голосе, понял, что это значит. Но дрожь в голосе он тоже заметил. Он сжал кулаки и двинулся на Киншоу.
Схватка была короткая, безмолвная, отчаянная. Все произошло в одну секунду. Киншоу утер нос и увидел на платке кровь. Сердце у него прыгало. Он ни с кем еще так не дрался. Он не знал, что теперь будет.