– Выглядишь ты не очень, – говорит Лейни, отстраняясь, но не отпуская меня и словно невзначай прижимаясь ко мне бедрами.
– Я рассматривал фотографии и плакал.
Я не это хотел сказать, но так уж получилось. Я в довольно-таки странном состоянии: не могу смотреть никому в глаза дольше пары секунд, но стоит задать мне простой вопрос – и я изолью вам душу. Когда Лейни позвонила в дверь, я валялся в гостиной на полу, разглядывал наши с Хейли фотографии, которые лежали в коробке из-под обуви – мы так и не собрались вставить их в альбом, – и ждал, пока в окне погаснут последние лучи солнца, освещавшие галактику, чтобы с полным правом открыть бутылочку “Джека Дэниелса”.
– Бедный Дуг, – произносит Лейни и снова обнимает меня. Я чувствую, как ее твердые соски, словно два обкатанных морем гладких камешка, прижимаются к моей груди, я слышу запах кожи в ложбинке на ее шее – этот ни с чем не сравнимый аромат, характерный для рыжих, и ловлю себя на том, что мне хочется лизнуть ее шею и посмотреть, что будет. День был поганый, просто никудышный, и мне вдруг улыбается мысль о том, чтобы раздеть соблазнительную Лейни Поттер, которая явно только того и ждет, и затеряться в изгибах и ямочках ее нежной плоти. Я понимаю, что в постели она не будет вести себя активно, не будет кричать от страсти, не будет дикой и необузданной – да и когда я в последний раз вот так занимался сексом? Я не спал ни с кем целый год, и, быть может, секс с Лейни Поттер поможет мне воспрянуть духом.
Я ощущаю, как твердеет мой член, прижатый к бедрам Лейни, я чувствую, что ее сердце бьется сильнее, я слышу, как она учащенно дышит мне в ухо, но я знаю, что секс с ней стал бы ошибкой. Она начала бы приходить каждую неделю – быть может, несколько раз в неделю; я не успел бы оглянуться, как мы закрутили бы запутанный роман и она стала бы жаловаться мне на Дейва, рассказывать, что хочет его бросить, и мне пришлось бы ее избегать, а это непросто, потому что я никогда не выхожу из дома – и все из-за того, что в минуту слабости я принял свое безграничное одиночество за обыкновенную похоть.
– Извини, – говорю я, освобождаясь из ее объятий. – Я сегодня неважно себя чувствую.
– Я могу тебе чем-то помочь? – спрашивает Лейни. На ее лице горит легкий румянец, она взволнованно оглядывает кухню.
– Думаю, я просто поем и лягу спать.
– Мне больно при мысли о том, что ты здесь один и тебе плохо, – продолжает она. – Хочешь, я останусь ненадолго?
Она что-то говорит, я ей отвечаю, но одновременно с этим идет другой разговор: беседуют наши глаза (хотя, встретившись взглядом, мы тут же отворачиваемся), ведут диалог наши нервно-оживленные руки, перекликаются пульсации в чреслах – я не успеваю уследить за всеми этими разговорами. Ощущение такое, будто одновременно слушаешь радио, смотришь телевизор, пылесосишь и болтаешь по телефону.
– Нет, все в порядке, – уверяю я, провожая Лейни до двери. – Правда. Мне просто нужно поспать.
– Я могу подоткнуть тебе одеяло, – предлагает Лейни, и я спиной чувствую ее взгляд.
– Все хорошо. Спасибо.
У порога она снова обнимает меня, и на этот раз я целую ее в щеку, до смешного гордый тем, что не поддался искушению. Я никогда не спал с замужней женщиной – скорее потому, что как-то не было случая, чем из принципа, – но что-то подсказывает мне: сейчас не самый лучший момент, чтобы начинать. Дейв Поттер, муж Лейни – юрист, он занимается частной практикой вместе с Майком Сендлменом, человеком, который через несколько недель женится на моей сестре Дебби. Улавливаете связь? Жена трагически погибает – и жизнь превращается в дрянной сериал.
И все же… У Лейни до смешного сексуальные губы, похожие на две длинные, сужающиеся к уголкам подушки, лоснящиеся и блестящие, и раз я не собираюсь с ней спать, я не вижу ничего дурного в том, чтобы задеть их краешком рта, целуя Лейни в щеку.
– Спасибо тебе за все, Лейни.
– Если тебе что-нибудь понадобится, Дуг, я всегда готова помочь, – отвечает она, многозначительно глядя мне в глаза. – Ты ведь это знаешь, правда?
– Да.
Ее улыбка – открытое признание в том, что между нами что-то происходит, и это нужно просто принять. Глядя на то, как она садится в машину, я чувствую легкий укол сожаления; я все еще помню нежную припухлость ее губ на моих губах. Я не знаю, почему она предлагает мне себя: потому ли, что несчастлива в браке, потому ли, что одинока, или ей все надоело, или оттого что Дейв так же скучен и вял в постели, как за ее пределами, – как бы то ни было, я думаю, разумнее оставить все как есть. Потому что в конце концов мне придется расстаться с Лейни, и она будет чувствовать, что ею воспользовались, а мне будет плохо. И хотя я не знаю наверняка, как все обернется, я абсолютно уверен, что на этом вторники с Лейни Поттер закончатся. Обдумав все окончательно, я прихожу к выводу, что по ее мясному рулету буду скучать больше, чем по чему-либо еще.
И все-таки, когда она ушла, я испытал разочарование и злость. Мне хочется кого-нибудь обнимать, целовать, лизать, сосать, слышать, как подо мной кто-то извивается и дрожит. Я хочу почувствовать терпкую сладость женских губ, хочу лежать голым и потным между вздымающихся волной, горячих и влажных бедер Лейни Поттер.
– Я хочу трахаться, – жалуюсь я Клэр по телефону. Мы болтаем каждый день.
– И из-за этого ты испытываешь чувство вины.
– Думаю, да.
– Не стоит.
– Ладно. Я рад, что мы поговорили об этом.
– Я серьезно, Дуг. Это же абсолютно естественно. Все трахаются.
– Не рановато ли?
– Жениться – может быть. Ходить на свидания – вероятно. Но секс? Это же чистой воды физиология. Все равно что просраться.
– Мне такое сравнение никогда не приходило в голову.
– Однако это то же самое. В тебе накапливается что-то, что просится наружу.
– Мне кажется, это неправильно.
– Преодолей себя, братишка. Если некая озабоченная домохозяйка спит и видит, как бы заняться с тобой сексом – и не обязательно по телефону, – так, черт подери, достань свой аппарат и займись делом! Большую часть жизни ты мечтал, чтобы у тебя было, кому, э-э-э, позвонить в случае чего. Так теперь твоя мечта сбылась.
– Это добром не кончится.
– Ничего еще даже не началось, а ты уже переживаешь о том, как что кончится, – сердится Клэр. – Относись к этому так. Первые несколько раз, когда ты занимаешься сексом, все хреново. Ты как заново рожденный девственник – со всем этим грузом эмоций. Тебе будет трудно держать ритм, или же ты кончишь слишком быстро, или вообще не кончишь, а потом впадешь в депрессию. Поэтому лучше разберись с этим дерьмом сейчас, чтобы не обосраться, когда встретишь кого-нибудь подходящего.
– Спасибо за поддержку. Ты меня очень подбодрила.
Клэр смеется.
– Чем могу.
Я вздыхаю.
– Она замужем.
Клэр вздыхает, передразнивая меня, и произносит, пародируя мой покорный тон:
– Ты живешь в Нью-Рэдфорде, братишка. Там другие не водятся.
Клэр – моя сестра-близнец, мой внутренний голос, нравится мне это или нет. Она была первой, кому я позвонил, когда погибла Хейли. Ну, не совсем так. Сначала я вроде как позвонил матери. Была глубокая ночь, мне только что позвонили из авиакомпании и сообщили о катастрофе. Я не помнил, как набрал номер родителей.
– Алло, – сказала мать хриплым со сна и густым, как сироп, голосом. – Алло? – Я слышал темноту в ее спальне – гнетущую тишину, которую я только что нарушил. – Кто это?
Я не мог говорить. Заговорить значило впустить разъяренную толпу действительности, которая сейчас сердито бурлила у ворот моего посольства.
– Алло! – повторила мать еще раз, потом сказала: – Скотина, – и повесила трубку.
Хейли умерла, а моя мать назвала меня скотиной. Это мелочи, но они навсегда врезаются в память.
Где-то, в поле или в лесу, еще дымились обломки самолета, повсюду лежали вперемешку части тел, остатки багажа и обугленные, искореженные куски фюзеляжа. И где-то посреди этой бойни была моя Хейли, та самая женщина, которую я поцеловал на прощанье всего несколько часов назад – тот же каскад густых светлых волос, те же длинные ноги, которыми она обвивала меня, те же большие умные глаза, курносый нос и тонкие чувственные губы, которыми я никогда не мог насытиться… Все это было там, в каком-то неизвестном, случайном месте – безжизненное, как горящие покореженные обломки вокруг нее. В это было невозможно поверить. Я знал, что это правда, но я этого понять не мог.