— Что еще за выдумки? Если ты не Корделия, то как тебя на самом деле зовут?
— Энн Ширли, — неохотно выговорила девочка, — но я вас очень прошу, зовите меня Корделия. Какая вам разница, какое у меня имя, — все равно я здесь проживу недолго. Энн звучит совсем не романтично.
— Не говори чепухи, — решительно заявила Марилла. — Чем тебе не нравится Энн? Хорошее нормальное имя. И нечего его стыдиться.
— Да я его не стыжусь, — объяснила девочка, — просто Корделия мне больше нравится. Я всегда воображала, что меня зовут Корделия, ну если не всегда, то последний год точно. Когда я была маленькая, я хотела, чтобы меня звали Джеральдина, но сейчас мне больше нравится Корделия. Ну хорошо, если хотите, зовите меня Энн.
— Ладно, договорились. Но ты не можешь объяснить, как произошла эта ошибка? Мы просили миссис Спенсер привезти нам мальчика. Что, у вас в приюте нет мальчиков?
— Да нет, у нас полно мальчиков. Но миссис Спенсер ясно сказала, что вам нужна девочка лет одиннадцати. И наша заведующая решила, что я вам, наверное, подойду. Вы не представляете, как я была рада! От счастья я не спала всю ночь. Но почему же вы мне не сказали, что я вам не нужна, и не оставили меня на станции? — с упреком обратилась Энн к Мэтью. — Мне было бы легче, если бы я не видела Белый Восторг и Лучезарное озеро.
— О чем это она? — спросила Марилла, воззрившись на Мэтью.
— Это она просто вспоминает, о чем мы с ней разговаривали по дороге, — поспешно ответил Мэтью. — Я пойду поставлю лошадь. Готовь ужин, Марилла.
— А миссис Спенсер еще кого-нибудь, кроме тебя, привезла? — продолжала Марилла расспрашивать Энн.
— Она привезла себе Лили Джонс. Лили только пять лет, и она очень красивая. У нее каштановые волосы. Если бы я была красивая и с каштановыми волосами, тогда вы оставили бы меня?
— Нет. Нам нужен мальчик, чтобы помогал Мэтью по хозяйству. А от девочки нам никакого проку. Снимай шляпу. Я положу ее вместе с твоей сумкой на столике в прихожей.
Девочка покорно сняла шляпку. Вскоре пришел Мэтью, и они сели ужинать. Но Энн не могла есть. Она откусила раза два от бутерброда с маслом и взяла немного яблочного варенья из стеклянной розетки.
— Ты ничего не ешь, — осуждающе сказала Марилла. Энн вздохнула.
— Не могу. Я в бездне отчаяния. А вы разве можете есть, когда вы в бездне отчаяния?
— Не знаю, я никогда не была там и не уверена, что смогла бы туда попасть, — ответила Марилла.
— Неужели никогда? И даже не пытались вообразить себе это?
— Нет.
— Тогда вам, наверное, не понять. Это очень неприятно. Когда пытаешься есть, кусок застревает у тебя в горле, и его никак не проглотишь, будь это хоть шоколадная карамель. Я только раз в жизни ела шоколадную карамель — два года назад. Какая же она вкусная! С тех пор мне часто снилось, что у меня много-много шоколадных карамелек, но как только я собиралась их съесть, то сразу просыпалась. Пожалуйста, не сердитесь, что я не ем. Все очень вкусно, но у меня просто кусок не лезет в горло.
— Она, наверное, устала, — сказал Мэтью, который не произнес ни одного слова, с тех пор как вернулся из конюшни. — Уложи ее спать, Марилла.
Марилла как раз ломала голову, где положить Энн. Для ожидаемого и желанного мальчика она приготовила кушетку в комнатке рядом с кухней. И хотя там было прибрано, ей почему-то казалось неудобным поместить туда девочку. Но не класть же эту беспризорницу в комнате для гостей! Оставалась только комната в мансарде. Марилла зажгла свечу и велела Энн идти за ней. Взяв свою шляпку и саквояж со столика в прихожей, девочка покорно побрела следом. В прихожей было пугающе чисто, а маленькая мансарда оказалась еще чище.
Марилла поставила свечу на треугольный столик и отвернула одеяло.
— Ночная рубашка у тебя, надеюсь, есть? — спросила она.
Энн кивнула.
— Да, и даже две. Мне их дала заведующая. Только они ужасно коротенькие.