— Дела…
— И еще… Эльза подарила мне книгу… — Литус продемонстрировал томик стихов Гейне.
— М-м-м… — Я оглянулся — соседняя койка пустовала. — А где твой сосед?
— Днем увезли на операцию…
— Ага! Савка, ставь корзину вот сюда и иди-ка погуляй — нам поговорить надо!
— Слушаюсь, вашбродь! — Денщик оставил подарки на тумбочке в изножье кровати и исчез за дверью.
— Рассказывай, друг мой ситный! — Потребовал я, расстегивая портупею.
— О чем?
— О том, что тебя так взволновало!
— Саша, ты же знаешь, как погиб Иван Карлович? Я не могу… То есть, я не чувствую себя в праве обременять этих дам заботой о себе, когда… Понимаешь, ведь я жив только потому, что он заслонил меня собой…
— Спокойно, Геня! Давай рассуждать логически? Итак, как ты считаешь, взрыв шрапнели — это досадная случайность?
— Естественно, ведь на войне…
— Стоп! Скажи, а Иван Карлович намеренно заслонил тебя собой?
— Не думаю… Но, ведь…
— Никаких "но", Генрих!!! Это — судьба! Он погиб, потому что пришло его время! Ты жив, потому что тебе видимо, еще предстоит выполнить свое предназначение! (Что я несу?)
— Твои слова… Это как-то излишне материалистично… Или, скорее даже — мистично!
— А другого объяснения у меня нет! Извини! — Я выдохнул сквозь стиснутые зубы. — Не хочу, чтобы ты изводил себя напрасными терзаниями на тему "что могло бы быть, если бы…" Это все экзистенции! Живи и не думай о прошлом — думай о будущем! В общем, к черту все!!!
— Не знаю…
— Прими это как данность! Вот лучше расскажи мне, с чего это ты сидишь с книжкой поэта-романтика и мечтаешь непонятно о чем?
— Я не мечтаю. — Неожиданно покраснел Литус. — Я думал об Эльзе…
— Похвально! Лучше думай об этой милой барышне, а не о превратностях судьбы!
— Ты считаешь ее милой? — встрепенулся Генрих.
— Ну да! Хотя признаться, я не шибко ее разглядывал, да и вуаль закрывала половину лица…
— Когда они с Анной Леопольдовной сегодня были здесь, мне показалось, что у нее улыбка ангела…
— Да-а-а…
По пути домой, когда мы с Савкой тряслись в пролетке, я думал о том, как все в жизни переплетено. Иван Карлович погиб, а Генрих влюбился…
Кстати, надо будет найти краснодеревщика и заказать трость для Литуса. Не прощу себе, если такой подарок преподнесет ему кто-нибудь другой!
Хм… Гравер тоже нужен, однако!
— Мама, этот, как ты выразилась "Ужасный Циклоп", меня тяжелораненого вынес на себе. Он мне столько раз в бою жизнь спасал… — Я стиснул зубы, дабы не наговорить лишнего. — В общем, если бы не он — мы бы с тобой сейчас не разговаривали!
Мать поджала губы и настойчиво постучала ножом по тарелке:
— Ульяна, почему опять скатерть несвежая?
— Хорошо, мама, я попрошу Савву не рассказывать Федечке историй с фронта! — Согласился я лишь потому, что ни в чем не повинную горничную ждала бы хорошая взбучка, ибо подобным образом моя матушка указывала мне на то, что возражения неприемлемы.
Когда Савка зашел ко мне в комнату, принеся начищенные сапоги, я решился, наконец, сделать то, что давно собирался.
— Постой-ка! — окликнул я его. Достал из комода желтую кожаную кобуру и торжественно вручил опешившему парню. — Держи Савка! Это тебе подарок от меня!
Я долго маялся, размышляя, как мне отблагодарить этого замечательного человека за все то, что он для меня сделал и продолжает делать до сих пор. Когда же возникла необходимость сделать подарочную трость для Генриха, то решение пришло само собой — наградное оружие с гравировкой.
В кобуре был тот самый "Наган" сорокового калибра, что я разглядывал в первые дни пребывания в этом теле. Теперь револьвер был украшен гравировкой: "Ефрейтору Мышкину С.К. за спасение командира. 16 iюня 1917 г."