– Ну, потому… потому что…
– Вот что, Келли, я не разозлюсь, если услышу, что глуп, только хочу знать почему.
– Я вовсе не хотела сказать… совершенно не имела в виду… – Келли замолчала.
А Дэвид снова закрыл глаза, чтобы вернуться к наслаждению, которое неизменно испытывал, восхищаясь изяществом собственных мыслей.
В этот момент в разговор внес свою лепту ординатор Хэмиш, обычно предпочитавший, чтобы его не замечали.
– Терпеть не могу всяких расписаний. Я пять лет прожил в студенческом общежитии и прекрасно знаю таких, как ты, Лейла. Дай тебе волю, ты начистишь мне яйца за то, что я не поменял кончившийся рулон туалетной бумаги.
– Значит, это ты его доконал? – встрепенулась Дервла.
– Я просто привожу пример, – поспешно объяснил ординатор.
– Вот что я вам скажу, – с энтузиазмом вступил в разговор Джаз. – Хуже доконалыциков есть только маскировщики: изведут все, но оставят последний клочок, чтобы прикрыть пустой кронштейн.
Хоть Джаз и числился учеником повара, это была всего лишь работа, а не призвание. Не этим он хотел заниматься в жизни: он мечтал о карьере комика и поэтому очутился в доме. Решил использовать шоу в качестве трамплина для продвижения к своей цели. Он умел рассмешить приятелей и надеялся, что эта способность принесет ему когда-нибудь хорошие деньги. Но не за шутовство, а за умные каламбуры и репризы. Чтобы его слушали разинув рты, чтобы он был первым умником в стильных шоу и все ему завидовали. Чтобы приглашали в самые хитовые вечерние телепередачи, а он бы рассуждал об умопомрачительных знаменитостях. Джаз мечтал стать хозяином на церемониях присуждения премий. Вот какие амбиции были у Джаза: войти в элиту звезд, которые, словно из рога изобилия, сыпали блестящими экспромтами. Казаться крутым и остроумным, носить клевые шмотки, стать символом эпохи и получать кайф на полную катушку.
Поэтому Джаз хотел, чтобы его замечали, чтобы видели, какой он потрясающе славный парень и классный прикольщик. И с первого дня в доме он не упускал ни одной возможности продемонстрировать свое обаяние и внести лепту в общий разговор. Тему туалетной бумаги он воспринял как настоящий подарок судьбы.
– Маскировщик – тот же туалетный фашист! – выкрикнул Джаз. – Он не обязан менять рулон, потому что бумага не закончилась. Но оставляет такой клочок, что его товарищ вынужден подтирать задницу пальцами.
К удивлению Джаза, его выходка была встречена всеобщим молчанием. Вероятно, еще и потому, что он обращался прямо в одну из висевших под потолком телекамер.
– Не старайся, Джаз, – нарушила молчание Дервла. – Ты же не знаешь, попадет эта запись в эфир или нет.
– Но почему бы не попробовать, детка, – отозвался он. – Билли Конноли, когда был еще докером в Глазго, забавлял на берегу чаек.
– Подождите, – возмутилась Лейла. – Что вы все никак не угомонитесь? Мы пытаемся организовать быт.
– Лучше поступим таю не будем трепыхаться, и со временем все устроится, – предложил Хэмиш. – Все когда-нибудь приходит в норму.
– Еще как приходит! – возмутилась Дервла. – Благодаря таким, как Лейла и я. – Ее мягкий, поэтичный голос потерял толику мягкости и поэтичности. – А потом такие, как ты, заявляют: я же говорил, что все устроится. Но дело в том, что ты сам и пальцем не пошевелишь.
– Как хотите, – буркнул Хэмиш и вернулся к книге. – Если надо, делайте расписание и включайте меня.
– Как же так? – смутился Колридж. – Ведь это он заявил в исповедальне, что не уйдет из дома, пока с кем-нибудь не переспит.