Но вернемся к лидерам СССР послесталинского розлива.
Они так отдалились от народа, что их высмеивание как бы само просилось на язык и, похоже, их самих уже не особенно волновало. Бессмысленность наказания стал очевидна высокому начальству и это одна из причин, почему за политический анекдот больше не преследовали.
Ситуация перевернулась. Анекдоты антисталинского содержания большинством народа при жизни вождя воспринимались как святотатство и, разумеется, были опасны для распространителей. Как бы это кого-то не удручало, но после смерти Сталина анекдоты о партгосчиновниках даже очень высокого ранга воспринимались в качестве абсолютно безопасного фольклора. Люди соревновались – кто знает анекдот посмешнее. Причем, если количество баек об умерших или отставленных от должности руководителях СССР неизменно шло на спад, то антисталинский анекдотный диапазон подозрительно ширился.
В чем дело?
Дело в хорошо спланированной, организуемой, направляемой и тщательно координируемой ДЕСТАЛИНИЗАЦИИ, осуществлявшейся изнутри и извне.
С середины 1950-х годов берет начало так называемая оттепель, вылившаяся в настоящую мировоззренческую распутицу и политическую слякоть. Хрущевский и последующие этапы низложения сталинизма поощряли разработчиков сего жанра к поиску новых анекдотных тем. Обращает на себя внимание то, что отныне отдельно и очень желчно высмеивался сам народ, что выглядит очень странно, если думать, что все это сочинялось в народе же. Но многие и сегодня не осведомлены о том, что антисоветский политический анекдот почти никогда не является фольклорным творчеством. Это есть продукт, произведенный, расфасованный и выброшенный на рынок идеологическими лабораториями и институтами врага.
На Западе над научно разрабатываемыми «анекдотными» программами трудились хорошо оплачиваемые советологи, кремленологи, сталиноведы, сведущие в вопросах языка, литературы, истории. Интеллектом они, конечно, не блистали, но политический нюх имели отменный, да и язык был подвешен. В основном это были выходцы из нашей страны – евреи, миль пардон. В одном исследовании мне даже пришлось встретиться с претендующим на научное обоснование тезисом, что «в каком-то смысле сам анекдот, как жанр – это еврейская традиция».
Главное же заключается в следующем: вопреки утверждениям «пейсателей», обсасывающих антисталинские мифы-сплетни, колыбелью сей продукции является территория Запада, а не Советского Союза. Поэтому продукции нередко присущ иностранный акцент, хотя немалая доля ее имеет профессиональный литературный окрас отечественного происхождения.
Там же, на Западе издавались многочисленные сборники анекдотов и карикатур с антикоммунистической и антисоветской начинкой, не считая публикаций в периодической печати. Так, в США был выпущен трехтомник собрания антисоветских анекдотов – этакая хрестоматия по курсу «научного антикоммунизма». Материалы для них черпались из литературных и фольклорных источников едва ли не всех стран и едва ли не за все время существования письменности. Они, конечно, осовременивались и «приделывались» к конкретной советской политике, к соответствующей этнографии – русской, украинской, армянской, грузинской, чукотской и пр.
Многие из этих авторов подвизались на западных радиостанциях, вещавших на СССР, где данному сочинительству уделялось самое пристальное внимание.
Словом, обманутые потребители, которые думали, что лакомятся натуральными новинками этого жанра, на самом деле кормились его эрзац-заменителями.
Помните вдруг возникшую в послесталинское безвременье серию анекдотов о Чапаеве? А серии об армянском радио, о чукчах, о Штирлице? За всем этим стоял не народ, стояли они – сотрудники зарубежных спецслужб и пропагандистских аппаратов, их все увеличивавшаяся наемная и добровольная агентура внутри нашей страны. Каналы прозападной агентуры влияния были незаменимы для распространения сего специфического идеологического продукта, когда важно оперативно реагировать на меняющуюся политическую конъюнктуру.
Не зря в перестроечную пору и после нее появились публикации многолетних собирателей, а судя по некоторым данным и сочинителей многих баек. Речь о лицах с весьма однородными в этническом смысле фамилиями: Борев, Раскин, Барский, Фельштинский и др. Я не пренебрег этими весьма писучими авторами, когда обрабатывал огромный объем как просталинских, так и антисталинских произведений.
Здесь проявилась еще одна особенность, только уже послесталинской реальности. Располагая соответствующей информацией, хрущëвско-брежневско-горбачëвская агитмашина ни разу толком не разоблачила ни отлаженное, высокопрофессиональное производство антисоветских анекдотов, ни его главных технологов.
Самых тоненьких сборников с АНТИКАПИТАЛИСТИЧЕСКИМИ анекдотами что-то не было видно на прилавках наших книжных магазинов. Толерантность к исконным врагам Советского Союза и даже заигрывание с ними входили в моду. Хрущевско-брежневский идеологический аппарат снял спецовку и облачился в смокинг. При Горбачеве он вообще вырядился в клоунский костюм, со сверхунизительной угодливостью танцуя под западную музыку. (Почти все мелодии очень напоминали одну и ту же – «семь-сорок»).
Словом, некое табу повисло над ответными действиями по контрсочинительству. Создавалось впечатление, будто пасущуюся на ниве антисоветского смеха беспородную скотину приравняли в политическом животноводстве к племенным производителям. Таких полагалось беречь, несмотря на то, что они продолжали класть из-под хвоста лепешки антисоветского юмора. Мне кажется, что этот навоз морально и материально подпитывал кое-кого из власть имущих и их обслуги, вот и не было эффективного противодействия.
Хоть бы какая-нибудь контрпропаганда в этой области. Не контрпропагандистская артиллерия вообще, а то специально сконструированное крупнокалиберное орудие, что заряжается снарядами-анекдотами убойного антибуржуазного, антизападного действия!
Хоть бы одна статья или телерадиопередача. Не пара абзацев или замечание ведущего, сделанное мельком, а целевой газетный разворот, регулярная эфирная программа в наилучшее для просмотра и прослушивания время – то бишь в прайм-тайм!
Хоть бы одна пьеска или скетч на театральных подмостках. Хоть бы один капустник в школе или в институте. Хоть бы один отловленный шутник-бумагомаратель, выставленный на всенародное обозрение-осмеяние…
Ни-че-го.
Сатирики, подвизавшиеся в коммунистических рядах, выглядели бледно и выше фельетонов по хозяйственным проблемам либо по бытовому хулиганству, как правило, не поднимались. Подвергать критике буржуазный образ жизни, помимо серьезных политико-экономических произведений, были, в том числе, призваны редкие публикации анекдотов под рубрикой «Иностранный юмор». Этими вкраплениями баловались некоторые газеты и журналы. Их печатали порой на листочках отрывных календарей. Но они не в счет. Они лишь подчеркивали наше послесталинское идеологическое бесплодие и пропагандистское бессилие, усиливавшиеся с каждым годом.
Буржуйство напирало и лезло из всех щелей позднесоветского бытия, погрязшего в сталинофобии. Чтобы надежно законопатить эти щели, можно и нужно было, повторяю, почаще прибегать к созданию и применению эффективного дополнительного материала – анекдотам острой антибуржуазной, антизападной направленности. Причем, потребность в данном пропагандистском материале сохранилась и будет лишь увеличиваться.