Ты что, не слышишь, что говорю? Мне не по карману выпивка за такие деньги. Пускать тяжким трудом заработанные деньги на пиво по десять долларов? Нет, благодарю. – Стоя в полуметре от моей кровати, он сложил на груди руки и уставился на меня.
– Я пакет видела.
– Шпионишь за мной? Вообще‑то это не твое дело, но Эстебан просил продать товар, а покупатель не явился. Поняла? – Слова вырывались негодующе, резко, как лай.
– Ты пугаешь меня. Иди, пожалуйста, к себе на кровать.
– Пойду туда, куда мне, черт возьми, будет угодно, – огрызнулся он, но все‑таки отступил.
– Нам нет необходимости жить в одной комнате, места много, все ребята уехали в Лос‑Анджелес. Поговорю об этом с Эетебаном, – твердо произнесла я.
– Эстебан со своей дамой уехал в Денвер до утра понедельника, – сообщил Пако. – Но просьбу твою выполнил. Везет тебе, твою мать!
– Что это значит?
Он что‑то кинул мне на постель. Я нащупала на простыне ключи от «ренджровера» и сотовый телефон.
– Франко возьмет машину сегодня, Эстебан разрешил тебе взять ее завтра, съездить по магазинам. Только надо ему позвонить.
– Понятно. Это хорошо.
Пако покачал головой, не отводя от меня глаз.
Я его чем‑то обидела. Осложнения мне ни к чему, надо сейчас же с этим разобраться.
– Пако, ну пожалуйста…
– «Пако, ну пожалуйста…» – передразнил он.
– Ты под кайфом, – сказала я.
– И что? Ты мне не мамаша. Я много работаю. На этой неделе уже заработал двести долларов. На следующей заработаю триста. Скоро стану бригадиром. А когда в январе наступят холода и все эти мексикашки отвалят в Лос‑Анджелес, меня будут умолять остаться. – Он оскалил зубы, как‑то по‑волчьи.
Пако вдруг превратился во взрослого мужчину, но надолго его не хватило: тут же раскис, лицо приняло плаксивое выражение. Он опять пересек комнату, уселся ко мне на кровать, взял мою руку и поцеловал.
– Мария, – прошептал он.
– Нет, Пако. – Я вырвала руку.
– И все‑таки я скажу, что мешает тебе жить: ты девственница, вот в чем дело. Ты девственница и гребаная лесбиянка.
– Убирайся с моей кровати и вообще отвали.
– Да шла бы ты! – Пако щелкнул пальцами у меня перед лицом и, удовлетворенный, отступил к себе, но ненадолго.
Я была не в настроении играть в эти игры, о чем ему немедленно сообщила.
– О, черт, прости, Мария, я не под кайфом. Попробовал маленько, но не столько, чтобы забалдеть. Я… я… не знаю. Я устал. – Он тяжело опустился на свою кровать и закрыл глаза.
Я понимала, он молод, эмоционален, но ведет себя как‑то… как? Не могла сообразить.
– На усталость имеешь полное право. Всю неделю много работал, – примирительно сказала я.
– Я не про то. – Он, задумавшись, взъерошил свои волосы. Вдруг выпрямил спину, аккуратно сложил руки на коленях и посмотрел на меня. Глубоко вдохнул и на выдохе произнес: – Слушай, Мария, не знаю, кто ты такая и что здесь делаешь, но ты не та, за кого себя выдаешь. Я знаю, ты не из Мексики, и этот твой акцент… в Юкатане говорят совсем не так. У меня был кузен, играл в профессиональный бейсбол, четыре года в кубинской лиге. Так вот, его жена говорит так же, как ты. Не знаю, от кого ты бежишь и что натворила, но знаю, что ты не гребаная крестьянская девка из Вальядолида. Неудачную себе легенду придумала. Ты и говоришь, и выглядишь не как индеанка. Ты – лгунья, да и то неважная.
Он пристально смотрел на меня, пытаясь своими зелеными глазами вызвать у меня доверие.