– Говорят, тебе есть что терять, Менендес.
Краснеет.
– Ничего не утаишь, – сетует он.
– Люди рассказывают, им рот не заткнешь, – по‑прежнему игриво говорю я, хотя никогда в жизни не стала бы с ним кокетничать.
Да и никто бы не стал, разве только извращенцы какие, которым нравятся трупно‑бледные, рябые ублюдки с сальными волосами и ужимками, при виде которых даже у заклинателя, изгоняющего злых духов, мурашки пошли бы по коже.
Он ухмыляется, но ко мне это вряд ли относится. Я для него старовата. Гектор говорит, ему по душе школьницы. Гектор говорит, на него завели дело об изнасиловании несовершеннолетней, но дело загадочным образом исчезло. Гектор много чего говорит, но эта история похожа на правду.
– Нет, ты скажи, почему на улице‑то писаешь? – спрашиваю я.
– Воды нет.
– Опять?
– Опять.
– Может, в женском есть? Или – тоже нет?
Он снова смеется. Это шутка: женских туалетов не существует. Шлюхи писают в ведро в общей камере, секретарши бегают в соседнее здание, там Министерство планирования. С уходом на пенсию Хелены Гонсалес я – единственный полицейский офицер женского пола в этом участке.
– Что поднялась так рано? – интересуется он.
Настойчивый, говнюк.
Теперь поосторожнее, говорю я себе. Будто идешь по натянутой проволоке. Менендес стучит на своих коллег в ГУР, он – доносчик и сам почти наверняка младший чин ГУР. Думает, очень умный, но я об этом знаю и Гектор знает, как и еще полдюжины человек, то есть, по сути, все, кто позволяет ему выигрывать у себя в покер.
Улыбаюсь.
– Ты ж меня знаешь, я на все готова, чтобы обскакать, наверстать по делам, связанным с валютными махинациями, – говорю я.
Он кивает и выплевывает окурок. Внимательно меня оглядывает. Я в белой блузе с расстегнутой верхней пуговицей, черных брюках, черных чешских ботинках. Никаких ювелирных украшений, стрижка короткая. За версту видно, что из полиции. Он рассматривает блузку и вглядывается мне в глаза.
– Вперед пытаешься выйти. Слышал, подала заявление на отпуск. Это карьере не поможет, – говорит он.
Господи! Как же это он успел пронюхать?
Отвечаю весело, с юношеской беззаботностью:
– Посмотрим, Менендес. Изучаю криминологию. Надеюсь получить степень магистра в Национальном независимом университете Мексики. – В голосе звучит слегка наигранная гордость.
– Не слыхал о таком, – кисло цедит он.
– Старейший университет Западного полушария. И один из крупнейших. А стану магистром, меня произведут в сержанты, будь уверен. Стану твоим начальником, тогда берегись!
И в завершение – последний штрих, сахарная глазурь на готовый торт – хихикаю этак по‑девичьи. Ох, Менендес, cabrón,скотина такая, ну разве такие притязания не говорят о моем уме? Ох, сержант Менендес, ну разве не тронула я тебя своей наивностью? Разве не насмешила? Теперь‑то ты убедился, что я ничегошеньки не смыслю в том, как обстоят дела в Национальной революционной полиции.
Он хмыкает:
– Тебя отпускают в Мексику?
– Пока на целый год разрешения не дали. Да я пока и не подавала заявление, но у меня собеседование в университете на следующей неделе. Думаю, на него‑то меня отпустят.
– Может быть, – смиренно соглашается он. – Но в целом колледж – пустая трата времени. Настоящей полицейской работе учишься на службе. К тому же и год потеряешь, большую ошибку можешь совершить, если интересует мое мнение, офицер Меркадо.
– Что ж, посмотрим, что ответят.
– Хочешь продвигаться – вступай в партию, – добавляет он.