Когда у него появилась возможность собрать свои статьи первых послевоенных лет в единый сборник (а это случилось в конце 50-х гг.), он не мог не вспомнить свой проект 1940 г., пусть проект этот не мог быть осуществлен в полной мере. Думается, не случайно композиция «Проблем развития психики» соответствует структуре первоначального проекта… В 1963 г. эта книга была удостоена Ленинской премии.
* * *
Третий текст, относящийся к указанному циклу, представлен четырьмя фрагментами диссертации А.Н., по тем или иным причинам не включенными им в «Очерк….». Хотя основное содержание всех четырех фрагментов касается различных аспектов психики и поведения животных и развития психики в животном мире, значение этих фрагментов отнюдь не ограничивается зоопсихологической проблематикой. В каждом из них содержится методологический анализ тех или иных ключевых общепсихологических проблем.
В первом фрагменте это, прежде всего, проблема врожденного и приобретенного, видового и индивидуального опыта. Основные идеи, обосновываемые в этом фрагменте, – это идея пластичности, изменчивости инстинктивных форм поведения и идея о невозможности противопоставить видовое и индивидуально приобретаемое поведение. Уже в своей диссертации, опираясь на идеи ряда зарубежных единомышленников, А.Н. Леонтьев приходит к тезису, который с 1950-г гг. стал общепринятым в изучении поведения животных, не говоря уже о человеке – что понятие инстинкта не может выступать удовлетворительным объяснением наблюдаемых и экспериментально установленных закономерностей этого поведения.
Во втором фрагменте затрагивается особенно много проблем методологического уровня. В нем Леонтьев вводит принцип деятельности как ключевой объяснительный принцип зоопсихологии, разводит понятия «деятельность» и «поведение», сохранив за последним статус лишь описательного понятия, и, наконец, вводит понятие смысла в двух его разновидностях: инстинктивный смысл (позднее переименованный в биологический) и сознательный смысл (позднее переименованный в личностный). Смысл определяется как «то отношение объективных воздействующих свойств, которому подчиняется деятельность субъекта». «Смысловые связи – это те связи, которые не осуществляют деятельность, а осуществляются ею».
Третий и четвертый фрагменты в определенной степени соответствуют ранее неоднократно публиковавшемуся очерку развития психики в животном мире – соответствуют по основным идеям, но отнюдь, за редким исключением, не текстуально. Помимо известной концепции трех стадий развития психики животных (элементарная сенсорная психика, перцептивная психика и интеллект) мы находим в них оригинальные рассуждения о нелинейном характере эволюции, интереснейший экскурс в проблему чувствительности растений, обсуждение закрепления навыков и выделения операций у животных, а также проблемы игры животных, подробный анализ отличий человеческих орудий от квазиорудий животных, соображения о психологии домашних животных… Немногие современные докторские диссертации могут претендовать на такую широту и глубину охвата и без того предельно общей проблемы! И это не случайно. Все годы главным для Алексея Николаевича было построение философии психологии, ее методологического каркаса, который давал возможность на первый взгляд легко и как бы мимоходом давать ответы на сложнейшие вопросы.
Одним из таких вопросов была проблема сущности психического и его места во всеобщей взаимосвязи явлений мира. Вопреки официальным «марксистам» того времени, определявшим психику как функцию мозга, А.Н. Леонтьев и его школа приходят к пониманию психики как функции деятельности субъекта (именно такая позиция, как мы видели выше, вызвала ожесточенную критику). Подобное понимание психического противостояло широко распространенным в психологии, в том числе в отечественной, дуалистическим схемам.
С самого начала разработки теории деятельности (в докладе весной 1934 г.) А.Н. Леонтьев отчетливо заявляет о противостоянии позиции своей школы дуализму: «Великое и подлинно трагическое для психологии заблуждение картезианства состояло именно в том, что реальная конкретно-историческая противоположность внутренних, духовных процессов и внешних материальных процессов жизни, – противоположность, порожденная общественным разделением труда, – была абсолютизирована. Создалась грандиозная мистификация сознания. Наша задача состоит в том, чтобы прежде всего разрушить эту мистификацию в психологии»[7]. В этом отношении он развивает идеи Л.С. Выготского, выражавшего озабоченность по поводу того, «с какой точностью и с каким совпадением даже в деталях восстанавливается в новой исторической обстановке, в новом научном выражении во всей полноте логическая структура картезианского учения о страстях души, в которой спиритуалистический принцип уравновешивается механистическим»[8].
Выражением дуализма картезианской схемы является для А.Н. Леонтьева прежде всего постулат непосредственности, об истории возникновения которого в психологии и попытках его преодоления можно было бы написать целую книгу. Поэтому ограничимся здесь беглыми замечаниями. Как известно, для так называемой классической психологии сознания (которая базировалась на декартовско-локковской системе идей) была характерна дихотомия «внешнего» (предметов и процессов внешнего мира) и «внутреннего» (явлений и процессов сознания). Они не имели между собой ничего общего (поскольку, согласно Р. Декарту, представляли собой формы существования и проявления двух принципиально разных субстанций) и тем не менее были связаны друг с другом странной механической связью: как только происходит воздействие на рецепторные аппараты субъекта, так тут же возникает «ответ» на данное раздражение в виде субъективных явлений. Постулат непосредственности был характерен и для бихевиоризма при существенном изменении в нем предмета психологии.
Таким образом, единый мир человека был расчленен на две абстрактные «половинки» – замкнутый в себе («внутреннее наблюдаемый») мир субъективных явлений и мир «обездушенных» («внешне наблюдаемых») объективных феноменов поведения и физиологических процессов. По мнению ученика А.Н. Леонтьева А.Г. Асмолова, именно в таком рассечении единого поля человеческой природы на два противоположных полюса – «субъективизм» и «объективизм» – и коренится исток парадоксов и противопоставлений в психологии[9], например, абстрактного изучения и даже противопоставления «когнитивных» и «поведенческих» форм «конкретного бытия» человека, противопоставления идиографического и номотетического подходов, биологического и социального, индивидуального и коллективного в психологии человека и пр. Естественно, что после подобного абстрактного деления целого на две принципиально разные «половинки» не остается ничего другого, как ограничиться изучением одной из них (в логике «или – или») или соединять противоположности по принципу «и – и».
А.Г. Асмолов квалифицировал подобную систему взглядов как аналог «птолемеевской» системы в космогонии и говорил о «коперниканском» перевороте, который совершила культурно-деятельностная психология[10]. Характеризующая «птолемеевскую систему» двучленная система анализа была заменена в этой последней иной схемой, где постулат непосредственности, предполагающий дихотомию субъективного и объективного, был устранен путем введения понятия деятельности. В деятельности осуществляется двуединый процесс интериоризации (превращение внешнего во внутреннее) и экстериоризации (превращение внутреннего во внешнее). При этом коперниканском повороте в понимании психического последнее рассматривается не просто в «единстве» с деятельностью, как это было в сформулированном С.Л. Рубинштейном принципе «единства сознания и деятельности». Имеет место, собственно говоря, не «единство», а диалектическое тождество деятельности и психики: деятельность составляет субстанцию психики, тогда как психика есть функция, даже, еще точнее, «функциональный орган» (в понимании А.А. Ухтомского) деятельности.