– А я, понимаешь ли, как бы и не напрягаюсь, – улыбнувшись, ушел от ответа генерал и продолжил: – Ты только посмотри, какая грандиозность вокруг. Очень красочно Арсеньев описал ваши места, я, когда прочитал его, как будто сам побывал здесь. И не думал, что собственными ногами доведется топтать эти склоны. А вот видишь, как бы случай подвернулся.
Полковник внимательно следил за каждым словом и движением генерала. А тот опять поднял голову, стал наблюдать за плавающими в небесной выси орлами, дожидаясь, когда они взмахнут крыльями; не дождался и спросил совершенно неожиданно, даже, как показалось полковнику, совсем неспроста:
– Ты читал Арсеньева?
Полковник пришел в ужас, он как будто сразу сделался ниже ростом, в одно мгновение побледнел весь, насторожился и потупил глаза. «Не случайно он задает такой вопрос! Что-то за ним скрывается каверзное, что-то подразумевается? Хитрый, ох, хитрый он человек, раз задает такие провокационные вопросы». Вероятно, генералу показалось забавным замешательство собеседника, он медленно, с улыбкой, перевел глаза в его сторону. Это действие еще больше убедило полковника в том, что в вопросе злой умысел, он отвернулся, скрывая от него свое отчаянное лицо, и все медлил с ответом. Наконец раскрыл рот, но еще подумал в нерешительности, судорожно вобрал в себя воздух, виновато крякнул и ответил сконфуженно:
– Вы уж меня извините, товарищ генерал, но как-то не довелось проштудировать труды этого полководца. Времени на книжки не хватает. Все свои силы отдаю воспитанию патриотизма, подъему воинского духа офицерского и рядового состава. – Он замялся на минуту и, тяжело подышав, добавил: – Вот мой замполит точно читал. Политзанятия у нас проводятся регулярно, по два часа каждые вторник и пятницу, на которых изучаются постановления партии, разоблачаются агрессивные происки империализма в лице НАТО.
Генерал бросил вопросительный взгляд на заплывшую, стремя подбородками физиономию полковника, снисходительно улыбнулся и без тени упрека проговорил:
– Ну вот, о культуре тоскуешь, философствуешь, а сам даже Арсеньева не прочитал. Впрочем, ты знаешь, раньше философия была от Баха до Фейербаха, а теперь – от Эдиты Пьехи до иди ты на… – При этих словах хлопнул полковника по плечу и, схватившись рукой за живот, встревожил величавую тишину гор громким хохотом.
От панибратского отношения генерала сумрачная физиономия полковника просветлела, он сразу же повеселел и тоже засмеялся, при этом наклонился под старой елью и зачем-то поднял сухую сучкастую ветку. В голове мелькнуло: «Свой мужик, с таким можно найти общий язык; зря я так запаниковал».
Между тем, оставив в стороне бурелом, они, отдыхиваясь, поднимались все выше. А когда обошли валежник, на противоположной стороне обрыва увидели два выступающих из земли валуна странной продолговатой формы. Полковник, показав на них веткой, которую все еще покручивал в руке, оживленно поведал, что силуэты этих камней в лунную ночь напоминают объятья возлюбленных. И тут же рассказал легенду о несчастной любви отважного охотника Дзуб-Гына и юной красавицы Янтун-Лазы. О том, как злые духи хотели их разлучить. Но не удалось осуществить свой коварный замысел, и тогда они превратили влюбленных вот в эти самые камни.
Издали можно было подумать, что генерал и полковник проводят рекогносцировку. Солдаты так и решили: намечается очередное учение.
* * *
Вечерело. В посеревшем небе за темным гребнем заклубился отсвет вечерней зари, в ущелье появились сумеречные тени. Вдруг вершина горы вспыхнула, и шалопутный солнечный луч срикошетил от генеральского погона.
Очертания хребта расплылись, высокая сопка стала казаться еще громадней и величественней. Налюбовавшись дикой красотой Сихотэ-Алиня, вдоволь надышавшись чистым воздухом, настоянным на запахах папоротников, статных лиственниц и могучих кедров, собеседники решили вернуться. Казалось, весь бескрайний простор навсегда погрузился в дремоту, объятый благодатной томительной тишиной, только со стороны ущелья тянул легкий ветерок. Генерал, захваченный первозданной красотой этого мгновения, раскинул руки, чтобы выразить свое душевное единение с торжеством девственной природы, словно хотел объять и горы, и синеющее за деревьями озеро, и безбрежное небо.
– В нынешнем году зима запаздывает, – начал рассуждать полковник. – Обычно такие теплые деньки стоят у нас в октябре, а для ноября это большая редкость.
Вдруг он заметил, как в чаще что-то мелькнуло, крупное и пестрое. Подал генералу знак, и они затаились. Из-за веток кедра, прижавшись к стволу, на них глядела рысь. Были отчетливо видны ее ржаво-желтый бок и покрытая черными пятнами голова. Генерал почувствовал, как от взгляда стеклянных неподвижных глаз по его спине пробежал холодок, и намерился бежать. Полковник молча вцепился в его рукав, давая понять, что надо стоять тихо, не делая резких движений, он знал, что в тайге свои правила: если увидишь опасность – бежать или отступать нельзя – смерть. С минуту рысь не шевелилась, потом, изогнувшись всем туловищем, прыгнула на соседний сук и скрылась в зарослях. В эту минуту в воздухе закружились редкие снежинки, а через мгновенье налетел вихрь, снег повалил большими хлопьями, пронизывающий ветер резко усилился, дул порывами и бил в лицо, вышибая из глаз слезы. Перепуганные, но вместе с тем довольные, что повезло увидеть такого жуткого зверя, собеседники ускорили шаг. Через полчаса они спустились со склона и пошагали по плацу, направляясь в ленинскую комнату, где, как и предполагал генерал, их ждало отменное угощение.
* * *
Терренкур немного утомил генерала, но после первой он почувствовал небывалый прилив сил и бодрости. А полковник почтительно наливал, произносил тосты за здоровье важного гостя:
– Я очень рад был с вами познакомиться, – восклицал он, поднимая стакан из тонкого стекла. – Давайте выпьем за ваше драгоценное здоровье!
Генерал пил, прерывал изредка тосты остроумными шутками, доказывавшими, что гость находился в хорошем расположении духа. Время от времени он восторгался встречей с рысью и все сожалел, что не прихватил с собой автомат.
– Я не могу тебе передать, какое острое ощущение я пережил за это время. Ну а ты? – спрашивал он полковника. – Какие у тебя были ощущения?
– Я много раз видел рысь, для меня это привычное дело.
– Нет, я спрашиваю, каково, а?
– Да что про это говорить… Я хочу рассказать про свой полк. Мой полк отличный по всем показателям. Дедовщины нет, солдаты всем довольны, живут дружно. Давайте выпьем за славу Советской Армии!
Полковник был немногословен, боялся сказать лишнее, только придумывал, как и что он станет говорить, в ту же минуту пристально вглядывался в лицо генерала и предчувствовал, что ему не понравятся его рассуждения, поэтому говорил односложно и, казалось, старался как можно быстрее напоить своего гостя до потери чувств. Генералу стало скучно слушать отрывочные фразы лебезившего хозяина, его раздражал заискивающий тон, эта услужливость, с которой полковник произносил один за другим тосты. Но после четвертой или пятой генерал повеселел, его прорвало на анекдоты. От анекдотов сам по себе перекинулся логический мостик к политике. Вот тут-то и случился курьез.
От спиртного полковник потерял бдительность, и что-то возразил генералу по поводу здоровья Леонида Ильича Брежнева и его наград, да еще заявил о том, что, по его глубокому убеждению, не следовало вводить наши войска в Афганистан. Такой реакции генерала, какое произвело на него это мнение, полковник не мог даже и предположить. В одно мгновение и без того красное лицо захмелевшего гостя покраснело еще сильней, побагровело и покрылось бледными пятнами.