Исторические хроники наполнены свидетельствами столь же стойкого отрицания отрицания. Данные о предистории, в силу их специфики, не сообщают и, видимо, не могут сообщать подобных свидетельств. Гэстингс (Hastings), современник Маретта, относился к отрицанию финальности смерти скорее с сочувствием, нежели с симпатией. По его мнению, реакции людей на ужас смерти универсальны для человечества. Он писал, что этот ужас породил упрямое неверие в неизбежность смерти, а также приводил к попыткам избежать ее, повторявшимся снова и снова, несмотря на неизменные сокрушительные неудачи… Эта картина отчаянного отказа человечества принять кардинальное условие своего существования – одна из самых патетических в истории человеческой расы[10].
Фрейдистская теория находит причины для этого процесса отрицания, не поддающегося рациональному объяснению. Отрицание позволяет болезненной идее получить доступ в сознание[11]. Будут приведены примеры влияния этого психологического процесса на мысли детей о смерти. Неясно, насколько интерпретация Маретта подтверждается деталями ранних захоронений. Расположение тела в позиции плода в матке и окраска теплыми цветами, следы которых иногда находят на нем, вызывает также в памяти мысль, вложенную Гете в уста Мефистофеля: уходя из этого мира,
Гэстинг и Маретт оба репрезентируют концепции смерти, характерные для раннего и современного примитивного человека, – концепции, которые каждый из них разделяет. С другой стороны, видные археологи, такие как профессор Франкфорт (Frankfort), указывают: в том, что касается вечных вопросов о месте человека в природе, о его судьбе и смерти, наши стереотипы мышления грандиозно отличают нас уже от представителей ранних цивилизаций, оставивших письменные памятники. Психологическая пропасть, отделяющая нас от доисторического человека, должна быть никак не меньше.
В согласии с этой идеей пропасти между мышлением ранних и современных людей находится теория Комте (Comte) о последовательных стадиях человеческой культуры от ранней теологической до современной рационально-позитивистской. Великий французский физиолог Клод Бернар (Claude Bernard) не соглашался с Комте, утверждая, что теологическая стадия сохранялась в психике индивида бок о бок с научно-рациональной и будет существовать до тех пор, пока человек стремится познать начало и конец вещей.
Все должно иметь начало и конец. Однако мы не можем постичь ни начала, ни конца. Мы способны понять лишь среднее положение вещей, – в чем и состоит задача науки… Но это не мешает нам терзаться вопросами о начале и конце более, чем какими-либо другими[13].
Это стремление, писал он, исходит от сердца, а не от головы; человек никогда не откажется от него, и в действительности именно стремление к познанию этих вещей, всегда остающихся непознанными, побуждает людей к научным исследованиям.
Бернар на самом деле вторит Паскалю, и их взгляды согласуются с теорией Фрейда о функции иррационального бессознательного, хотя в некоторых аспектах сам Фрейд легче бы принял воззрения Комте, чем Бернара.
Образует ли мышление ребенка мостик, который позволил бы современному человеку преодолеть пропасть, непреодолимо разделяющую теперешнего взрослого и раннего или даже современного первобытного человека? «Не каждый может отправиться изучать дикарей, – писал Рейнах, – но под рукой есть почти полный эквивалент: дети»[14]. Юнг в сравнительно ранней работе высказал мысль о том, «что мы проводим параллель между фантазийным, мифологическим мышлением древности и сходным мышлением детей, между низшими человеческими расами и жизнью в сновидениях. Этот ход мысли», – продолжает он:
знаком нам по изучению сравнительной анатомии… показывающей нам, что структура и функция человеческого тела являются результатами ряда эмбриональных изменений, соответствующих аналогичным изменениям в ходе истории расы. Таким образом, оправданно предположение, что в психологии онтогенез соответствует филогенезу… Стадия инфантильного мышления есть не что иное, как воспроизведение доисторического и древнего[15].
Теория рекапитуляции, или сокращенного повторения, на которую ссылается Юнг, подробно разработана американскими психологами Стэнли Холлом и Дж. М. Болдуином (Stanley Hall, J. M. Baldwin). В то время, когда Юнг писал «Психологию бессознательного», рекапитуляция признавалась также Фрейдом, Ранком, Абрахамом и другими психоаналитиками. Сегодняшние психологи ее не принимают. Маргарет Мид (Margaret Mead) в 1954-м г., однако, высказала мысль, что эта теория по-прежнему в значительной мере составляет основу психоаналитического мышления. Она писала, что концепция «примитивного», или первобытного, сводится к некоему образу, «синтезированному на основе гибрида социологической и псевдобиологической теорий», который в последующих психологических исследованиях считался подобным «ребенку» или «психотику». «Полностью погруженный в культуру представитель живой культуры отличается в каждом отдельном аспекте и в целом от членов любой другой культуры»[16].
Детей, однако, нигде нельзя считать полностью погруженными в культуру; возможно, правильно было сказать, что всюду существует субкультура детства. Вопрос о том, схожи ли реакции детей, когда они наблюдают смерть или имеют дело с чем-то напоминающим о ней, с соответствующими известными нам реакциями представителей культур, удаленных от их собственной во времени или в пространстве, заслуживает серьезного отношения со стороны психологов. Во второй главе будут приведены примеры поведения, в котором проявляется это сходство. В третьей главе предлагается объяснительная теория.
Глава II
РЕКАПИТУЛЯЦИЯ?
Теория о соответствии стадий психологического развития ребенка стадиям развития человеческой расы общепризнанно считалась универсальным психологическим законом. Ныне эта теория отвергнута. Но если мы изучаем развитие представлений ребенка о смерти, она все же представляет для нас немалый интерес, поскольку мы располагаем изрядной археологической и антропологической информацией о развитии этих представлений в культуре, – возможно, большей, чем о каких-либо еще. Прежде чем на самом деле отвергнуть эту теорию, полезно было бы исследовать и проиллюстрировать основания, на которых она могла логичным образом возникнуть. Какое именно поведение современных детей – и в чем именно, – походит на известное нам поведение древнего или современного доиндустриального человека перед лицом смерти?
Как сообщает нам Франкфорт, примитивное мышление ища причину ищет не «как», но «кто»… Он ищет целенаправленную волю, совершающую действие… Мы понимаем сущность явлений не за счет их особенностей, но за счет того, что делает их проявлением общих законов. Но общий закон не может оценить по достоинству индивидуальность каждого явления. А как раз индивидуальный характер явления сильнее всего переживается древним человеком… Смерти кто-то пожелал. И поэтому вопрос опять-таки обращается от «почему» к «кто», а не к «как»[17].
Обнаружилось, что некоторые маленькие дети и некоторые дети постарше с низким интеллектом из числа наших испытуемых мыслили аналогичным образом. Когда им предъявили ряд английских слов (в исследовательской программе, которая подробней будет описана ниже) и предложили сказать, что каждое из них значит, по поводу «мертвый» эти дети говорили: «убитый». Для них состояние «мертвый» предполагало кого-то, – одушевленного агента, «виновника».