Застегивая резинку, Клавка похвастала:
- Уж искусила, батюшка! - перекрестилась, будто веером махнула, и юркнула в храм.
Старый батюшка плюнул, чуть было не выругался, но примирительно сказал:
- Блудница Магдалина тоже обратилась к жениху небесному, ноги ему омыла и сделалась святой.
- А девчата не пришли! - ликовал Дмитрий. - Пойдем, батя, отсюда. Но с Ольгой я категорически сегодня поговорю. Или я, или жених небесный. Подумаешь, туда же, в Магдалины пробивается!
Дома на удивление старушке-родственнице, что вела хозяйство, отец Виталий не стал опохмеляться, а умылся, причесался и сел у окна. В душе его было светло и покойно, будто сильная рука стерла обиду и хмарь.
С грядок тянуло зацветающими лакфиолиями и терпкой свежестью напоенной земли. Вдоль забора, обсыпав кусты белыми звездочками, цвел жасмин. Густой аромат, казалось, прозрачным медовым облаком висел над огородом.
Батюшка причмокнул, потянул носом и задумался о тщетности духовной суеты.
- Ну не поп, и не надо! Не все же попами работают! - умиротворенно размышлял он. Но ему помешали.
Створка окна хлопнула, и две сероглазые девичьи головы вынырнули из-за подоконника.
Обе были в голубых платочках, у одной вились рыжие прядки, у другой - льняные.
- Батюшка Виталий, мы по секрету, - шепотом сообщила рыженькая. Беленькая покраснела, сосредоточенно разглядывая наличник.
Отец Виталий при виде юных взволнованных лиц, обращенных к нему, почувствовал, как с души слетают остатки черствой, колючей шелухи. Он улыбнулся и спросил:
- Какая беда привела вас, девицы?
- Это ее! - толкнула рыженькая подругу. - Как пишется молитва за упокой?
- А кто умер?
- Нет, нет, он живой! - прошелестела беленькая, и две слезинки выпрыгнули на пунцовые щеки. Румянец был так горяч, что слезы мгновенно высохли и глянцево блестели две полоски от них.
- О чем же плакать?
- Не любит ее! - выпалила рыженькая и с досадой сказала: - Какой же вы непонятливый, батюшка! Если парень любил, а потом уже не любит и с другими гуляет, то надо в церковь подать записку, поминание, отслужить по нем за упокой. Тогда он станет сохнуть, сохнуть, изведется весь, исстрадается и вернется назад.
- Вы хотите обмануть бога, чтобы он с живым расправился, как с покойником? Ну, что ж, если это помогает в любви, то можно и написать. Однако, девушки, поминать живого за упокой - это грех великий! Господь прогневается, не ровен час, и покарает. Накличете беду, парень и вправду помрет.
Беленькую будто умыли страхом, побледнела, губы задрожали, взгляд метался, как полет бабочки.
- Не надо, не надо! - шептала она. Но рыженькая отвергла опасения:
- Не покарает! Бог знает, что это нарочно. Еще моя бабушка поминала за упокой дедушку, когда он хотел венчаться с другой. Вернулся, как миленький, приполз на коленках. Как надо писать?
- Что ж, пишите так: "помяни, господи, за упокой раба твоего такого то". Имя как?
- Митька! - фыркнула рыженькая.
- Значит за упокой раба твоего Дмитрия, - поучал батюшка, беря грех на душу.
Беленькая, всхлипнув, как ребенок, уставший от слез, подняла на священника глаза, полные сострадания ко всему человечеству, и усомнилась:
- А как же без фамилии? Вдруг начнет сохнуть, да не тот.
- Да, действительно, - почесал батюшка затылок, боясь расхохотаться, - может выйти недоразумение. Всевышнему известно, о ком речь, но для ясности надо бы указать. И приметы тоже!
- Быстров, солдат! - выпалила рыженькая. - Белобрысый, курносый, кошачьи глаза. Страсть одна, глядеть не на что.
Батюшка вытаращился, крякнул, открыл и закрыл рот.
- Неправда! - трепещущим голоском отстаивала беленькая. - Он симпатичный! И глаза у него голубые в крапинку.
- Прямо, красавец! - показала рыженькая язык подруге. - Было бы на кого слезы тратить! Танцевал всю ночь с лошадиными фельдшерицами, а Ольга ревела по нем.