– Даже очень неравнодушен! – встрял Сергей.
Раиса Никитична едва заметно вздохнула:
– Что ж, соловья баснями не кормят. Прошу к столу!
* * *
Глеб, одетый в мятый, не первой свежести плащ, из-за угла дома наблюдал, как Мишаня, удерживаемый за одну руку Марией Николаевной, пытается запустить в плавание по глубокой луже бумажный кораблик. На заросшем трехдневной щетиной, одутловатом лице Глеба появилась счастливая улыбка: а сынок-то – подрос!
Прошло немало времени, прежде чем Глеб решился выйти из «укрытия». Он медленно приблизился к членам своего семейства:
– Здравствуйте, Мария Николаевна. Привет, сынок. Как ты?
Миша поднял глаза, и его детское личико засветилось искренней радостью. Мальчик хотел было ринуться к отцу, но бабушка стальной хваткой вцепилась в ручонку внука и Мишаня даже не смог сдвинуться с места.
– Зачем вы пришли? – со злостью спросила Мария Николаевна.
– Я к сыну пришел! – с вызовом ответил Глеб.
– К сыну нужно не приходить! С сыном нужно жить! Вернее, нужно было!
– Вы правы! Я, может быть, плохой отец, но… отец! И не вам решать, когда нам видеться! Простите!
– Вы только посмотрите на себя! – брезгливо поморщилась Мария Николаевна. – На кого вы похожи?! Разве такой отец нужен Мишеньке?
Глеб моментально сник.
Мария Николаевна воспользовалась его замешательством и, круто развернувшись, направилась к дому, волоча за собой упирающегося и плачущего внука. Только возле подъезда она вдруг обернулась и злобно крикнула:
– Нужно держать обещания! Оставьте нас в покое!
Глеб остался стоять возле лужи, до хруста сжимая в руках игрушечную машинку, купленную для сына.
* * *
Вечер того же дня.
Сергей понимал, что светские, ни о чем, разговоры за столом – это пролог. Главное впереди! Сославшись на неотложный звонок, он оставил женщин прибирать со стола. В наступившей тишине был слышен лишь звон собираемой посуды. Наташа очень старалась и все делала безупречно. Наконец Раиса Никитична нарушила молчание:
– Наташа, мы с вами мамы! Вы поймете мое беспокойство.
Наташа почувствовала, как сердце ее подпрыгнуло и ухнуло вниз.
– Вы мне нравитесь, – продолжила Раиса Никитична, – и если бы вы с Сережей просто встречались – все было бы нормально. Но он собирается на вас жениться… А насколько мне известно – вы несвободны.
– Я жду развода!
– Я понимаю. Но дело не только в этом. Я – жена и мать дипломатов, мне сложно высказываться прямо, тем не менее скажу: Сергей – человек ответственный, и, учитывая его профессию, не имеет права на ошибку. Понимаете ли вы это, Наташа?
– Да, конечно, я все понимаю, Раиса Никитична…
– Мне кажется – не все! Как быть с Глебом? Ведь они с Сережей друзья! На кон поставлены вечные категории: долг, честь, мужская дружба!.. А как вы намерены поступить с ребенком?
– В каком смысле?
– В смысле отцовства! Кто будет считаться отцом?
– Я… не знаю, – растерялась Наташа. – Я об этом не думала…
В комнату вошел Сергей и мгновенно оценил ситуацию:
– Я вижу стороны обменялись верительными грамотами! Для первого раза, пожалуй, достаточно! Наташенька, нам пора!
* * *
В машине Сергей сперва протер очки, затем вставил ключ зажигания и только после этого повернулся к взволнованной и бледной Наташе:
– Любимая, все хорошо! Ты понравилась моей маме – поверь! – он нежно погладил Наташу по щеке. – Она внутренне согласна, но ей трудно: мешает полувековое воспитание в режиме душевных воздержаний. Моя мама – продукт своей эпохи, и в этом весь секрет! Успокойся! Все отлично. Я люблю тебя.
* * *
Через несколько дней.
Николай Николаевич был профессионалом высшего пилотажа: за несколько дней, пользуясь старыми связями, он собрал весьма внушительное досье на Глеба Рязанова. Память у бывшего министра была отменная: один раз прочитав сведения, он запомнил все, включая даты! Немного поразмыслив, Николай Николаевич решил, что готов к первому раунду переговоров. Хотя профессиональное чутье подсказывало ему, что таких раундов может быть много.
* * *
8 марта того же года.
Глеба разбудил звонок в дверь. Он не сразу понял, чего хотят от него две дородные тетки с кучей бумажек в руках.
– Мы – агитаторы! – громко стрекотали женщины. – Приглашаем вас на выборы!
– А что надо выбирать?
– Это вы так шутите, в честь праздника?
– Праздника?!
– Мужчина, что с вами? Сегодня же 8 Марта!
– А-а-а!
– Поздравлений от вас мы, конечно, не дождемся, так хоть не забудьте двадцать третьего прийти на избирательный участок и исполнить свой долг! – обиженно крикнула одна из теток.
Глеб просто захлопнул дверь:
– Господи! И тут долг!
Он пошел на кухню, поставил чайник на плиту, взял телефон и набрал номер Светланы:
– Любимая, прости меня! Я совсем забыл – голова садовая! С праздником!
– Спасибо, любимый!
– Я всегда в этот день чувствую себя по-дурацки: не знаю, что говорить, что дарить.
– Ничего не надо, глупенький! – звонко рассмеялась балеринка. – Ты позвонил – и это главное! Я очень хочу тебя видеть!
– Я тоже хочу увидеться. Сейчас немного оклемаюсь, соберу мысли в кучку, и мы что-нибудь придумаем. Я перезвоню через час. До встречи.
Глеб положил трубку и задумался. Как ни странно, но при всей безграничной любви к Светлане он не чувствовал себя счастливым. От этой мысли сердце Глеба сжалось и болезненно заныло. Он огляделся по сторонам в поисках предмета, от которого можно было бы оттолкнуться и начать новый день – еще один день без смысла и желаний.
В дверь опять позвонили.
– Да что же это такое? – простонал Глеб.
* * *
За дверью стоял седовласый дяденька лет семидесяти. Одет он был в элегантный, отлично сшитый костюм-тройку синего цвета и начищенные до зеркального блеска туфли. В жилетном кармане поблескивала цепочка старинных часов.
– Позвольте представиться, – сказал дяденька, – Николай Николаевич.
– Вы ко мне? – вежливо спросил Глеб, хотя был абсолютно уверен, что дяденька ошибся дверью, а может быть, эпохой.
– К вам, молодой человек. Позволите войти?
– Да, пожалуйста! – Глеб посторонился, пропуская необычного гостя.
Они прошли в комнату.
– Присаживайтесь! – великодушно предложил хозяин.
Николай Николаевич осмотрелся и понял, что присаживаться, собственно говоря, некуда: в комнате вообще не было мебели, кроме колченогого стола, старой, на ладан дышащей кровати и туалетной тумбочки.
– Я, собственно, не надолго, – дипломатично вышел из ситуации Николай Николаевич.
– А я, собственно, даже не знаю, кто вы…
– Тем не менее мы с вами встречались.
– Да? – удивленно приподнял бровь Глеб. – Это что называется знакомы на пятьдесят процентов. Вы меня знаете, а я вас – нет. Чем обязан?
– Видите ли, – мягко начал ас дипломатии, – я представляю интересы близких мне людей – семьи Чалых. Вопрос настолько деликатен, что, даже находясь с вами в давнишних дружеских отношениях, ни Раиса Никитична, ни Сергей Дмитриевич не смогли бы обсуждать с вами его условия.
– Прошу вас, оставьте свою дипломатическую вязь, выражайтесь яснее – условия чего?!
– Вашего развода с женой.
– Вот это здорово! А какое отношение к моему разводу имеет Раиса Никитична? Ах, да! Сергей и Наташа… Но я не вижу проблемы. Я давно пообещал, что дам жене полную свободу! Я просто беспокоился по поводу ее и Мишенькиного благополучия.
– Весьма похвально, – улыбнулся Николай Николаевич, – но теперь вам не стоит тревожиться. Сергей и Наталья решили пожениться.
Глеб невесело усмехнулся:
– У меня всегда было ощущение, что я помешал их счастью еще тогда, много лет назад. Но… в чем же деликатность вопроса?
– Дело в некоторых условиях, которые вы должны выполнить.
– Должен?! Вот как! И что за условия?
– Первое – даже не условие, а само собой разумеющееся: никаких имущественных претензий!
– Кого к кому?
– Вы не должны претендовать на часть квартиры семьи Рязановых! Это не по-мужски!
– А вмешиваться в чужую жизнь – по-мужски? – вспылил Глеб. Николай Николаевич примирительно поднял руку: