Отстраненность девушки беспокоила Ратлиджа. Как будто она не связывала реальность насильственной смерти с вопросами, которые задавала ей полиция. Никакой страстной защиты жениха, никакого стремления заслонить его Мейверсом, вообще никаких предположений об убийце.
Интуиция, которая так хорошо служила Ратлиджу в прошлом, пыталась сказать, что девушка уже знала, кто убийца, и планировала собственную личную месть… «Не представляю себе, как могли сделать с ним такое», – сказала она. Не «кто», а «как».
Достигнув подножия лестницы, Ратлидж вспомнил кое-что еще. Сержант Дейвис и дворецкий упоминали врача. Не дали ли девушке успокоительное, которое погрузило ее в это сомнамбулическое состояние, отгораживающее от горя и реальности? В больнице он видел людей, говоривших о невыразимых ужасах, вызванных наркотиками, которые подавила только сильная доза успокоительного.
Сам Ратлидж признавался о присутствии Хэмиша только под влиянием таких наркотиков. Ничто еще не могло бы вытянуть это из него, и впоследствии он пытался убить врача за обман.
В таком случае было бы неплохо поговорить с семейным доктором, прежде чем решить, что делать с Леттис Вуд.
Когда дворецкий подвел их к двери, Ратлидж повернулся к нему и спросил:
– Ваше имя Джонстон?
– Да, сэр.
– Не могли бы вы показать мне гостиную, где произошла ссора между капитаном и полковником?
Джонстон повернулся и молча двинулся по полированному мрамору к двери слева. За ней находилась комната в холодных зелено-золотых тонах, утопающая в утреннем свете.
– Мисс Вуд велела принести кофе сюда после обеда, и, когда джентльмены присоединились к ней, она отпустила меня. Вскоре она поднялась наверх, послала за одной из горничных и сказала, что у нее головная боль и ей нужна холодная салфетка на лоб. Это было около девяти – возможно, в четверть десятого. В это время я пришел сюда забрать кофейный поднос и посмотреть, не нужно ли чего еще, прежде чем я запру дом на ночь.
– И вы не были внутри или около гостиной между тем, как принесли поднос и пришли забрать его?
– Нет, сэр.
– Что случилось потом? В четверть десятого?
Джонстон шагнул назад в холл, указал на дверь в тени лестницы и нехотя продолжил:
– Я вышел из этой двери – она ведет в заднюю часть дома – и направился к гостиной. В этот момент Мэри спускалась по лестнице.
– Кто такая Мэри?
– В штате прислуги семь человек, сэр. Я, кухарка, ее помощница и четыре горничные. Перед войной нас было двенадцать, включая лакеев. Мэри – одна из горничных, которая пробыла здесь дольше всех, кроме миссис Тричер и меня.
– Продолжайте.
– Мэри спускалась по лестнице и сказала, когда я появился, что она хочет посмотреть, надо ли утром полировать перила и мраморный пол. Если нет, она собиралась поручить Нэнси отполировать решетки – теперь мы по утрам не разводим огонь в каминах.
– И?..
– И в этот момент дверь гостиной открылась и оттуда вышел капитан. Я не видел его лицо – он смотрел через плечо в комнату, – но слышал, как он очень четко и громко произнес: «Сначала я увижу вас в аду!» Потом он захлопнул дверь гостиной и вышел через парадную дверь, захлопнув ее тоже. Не думаю, что он видел меня или Мэри. – Казалось, у Джонстона истощились слова.
– Заканчивайте вашу историю, приятель! – нетерпеливо сказал Ратлидж.
– Прежде чем парадная дверь захлопнулась, я услышал, как полковник крикнул: «Это можно устроить!», и звук стекла о дверь.
Дворецкий указал на свежую вмятину в лакированной панели, куда стакан ударился с такой силой, что его кусок, должно быть, застрял в дереве.
– Вы думаете, капитан Уилтон слышал полковника?
Джонстон невольно улыбнулся:
– Полковник, сэр, привык, чтобы его слышали на плац-параде и поле битвы. Думаю, капитан слышал его так же четко, как я, поэтому-то он и хлопнул парадной дверью.
– Разбился стакан, а не чашка?
– Полковник обычно выпивал стакан бренди вместе с кофе, и капитан всегда присоединялся к нему.
– Когда вы убирали эту комнату следующим утром, вы обнаружили, что были использованы два стакана?
– Да, сэр, – озадаченно ответил Джонстон. – Конечно.
– Это означает, что двое мужчин тем вечером выпивали вместе и пребывали в дружеских отношениях?
– Я бы сказал да, сэр.
– Вы когда-нибудь слышали ссоры между ними до того вечера?
– Нет, сэр, они были в наилучших отношениях.
– По-вашему, они выпили достаточно, чтобы поссориться без всякой причины? Или из-за какого-то пустяка?
– При всем уважении, сэр, – с возмущением заявил Джонстон, – полковник не становился спорщиком под влиянием выпивки. Он пил как джентльмен, и капитан, насколько я знаю, тоже. Кроме того, – добавил дворецкий, несколько снизив впечатление от сказанного, – в графине бренди было всего на две порции – по одной каждому.
– Наблюдая за уходом капитана, вы не чувствовали, что эти разногласия могли быть спокойно улажены на следующий день?
– Тогда он был очень сердит. Не могу сказать, поменялось ли его настроение на следующий день. Но полковник не казался возбужденным, когда спустился к утренней поездке. Насколько я мог видеть, он был вполне самим собой.
– А мисс Вуд была в своей спальне во время ссоры? Она не присоединялась к мужчинам?
– Нет, сэр. Мэри заглянула к ней посмотреть, не нужно ли чего, и решила, что мисс Вуд спит. Поэтому она не заговорила с ней.
– Что делал полковник после ухода капитана?
– Не знаю, сэр. Я думал, что в тот момент лучше его не беспокоить, и вернулся через двадцать минут. К тому времени он уже пошел спать, а я занялся вечерними делами, прежде чем уйти в одиннадцать. Вы хотели бы сейчас повидать Мэри, сэр?
– Я поговорю с Мэри и другой прислугой позже, – ответил Ратлидж и направился к двери. Там он повернулся, чтобы посмотреть на гостиную и лестницу. При обычных обстоятельствах Уилтон заметил бы Джонстона и горничную. Но если он смотрел на Чарлза Харриса, то мог и не увидеть молчаливо стоящих слуг.
Кивнув, Ратлидж открыл парадную дверь, прежде чем Джонсон успел подбежать к ней, чтобы проводить его, и с сержантом Дейвисом, спешившим следом, спустился по широкой каменной лестнице к подъездной аллее, где стоял автомобиль.
Хэмиш раздраженно проворчал: «Мне не нравится дворецкий. Я вообще не люблю богачей и их приживальщиков».
– Это лучшая работа, чем любая, которая когда-либо была у тебя, – отозвался Ратлидж и выругался сквозь зубы.
Дейвис, садясь в машину, слышал только его голос, а не слова. Он поднял взгляд и сказал:
– Прошу прощения, сэр?
Тяжелые портьеры гостиной наверху слегка раздвинулись. Леттис Вуд наблюдала, как Ратлидж садится в машину и заводит мотор. Когда машина скрылась из поля зрения, она отпустила бархатную занавесь и бесцельно побрела к столу, где все еще горела лампа. Она выключила ее и осталась стоять в темноте.
Если бы только она могла мыслить ясно! Леттис не сомневалась, что Ратлидж вернется, чтобы во все совать свой нос, узнать побольше о Чарлзе, расспросить о Марке. Он не походил на пожилого Форреста – в его холодных глазах не было почтительности или отеческой заботы. Ей придется собраться с мыслями. Проблема состояла в том, что им скажет Марк. Как она могла узнать об этом?
Девушка прижала к вискам холодные пальцы. Этот инспектор из Скотленд-Ярда выглядел больным. А с такими людьми нелегко иметь дело. Почему Форрест послал за ним? Почему понадобилось вовлекать Лондон в это дело? Почему не предоставили вести расследование инспектору Форресту?
– Теперь мы поговорим с Мейверсом, сэр?
– Нет, думаю, следующим будет капитан Уилтон.
– Он остановился у своей кузины, миссис Давенант. Она вдова, у нее дом на окраине города – в противоположном конце Аппер-Стритема.
Дейвис указал Ратлиджу дорогу и начал изучать свою записную книжку, чтобы убедиться, что зафиксировал важные пункты бесед с Леттис Вуд и Джонстоном.