– Ты кто? – спросил Сотник.
Ребенок извлек из-под рубашки большую ржавую флягу и протянул ему.
– Пить будешь, дядька? Батя после несознанки всегда пить требувал.
Игорь взял флягу, открыл, понюхал и сделал несколько глотков теплой воды. Он никогда не умел вести себя с детьми, не знал, как к ним обращаться, как заводить приятельские отношения, да и вообще – о чем с ними говорить. Рядом с ними Сотник чувствовал себя слишком большим, неловким, угловатым, грубым… Педагогика не была его жизненным призванием.
– Как тебя зовут? – спросил он, закрывая флягу.
– Хорь.
– Что? – удивился Игорь. – Почему Хорь?
Мальчик передернул плечами.
– Батя так называл.
Будка стояла на краю редколесья, рядом из земли торчал угол бетонной плиты, поросший мхом. Игорь поднялся на колени, похлопал по карманам – пистолета тоже нет. Он снова повернулся к Хорю.
– Где мы? Как я сюда попал?
Мальчишка махнул рукой влево, откуда доносился едва слышный плеск волн:
– Ты по реке плыл. Такой… дохлый.
– Дохлый? – переспросил Сотник.
– В корягу вцепился, глаза закрыты. К берегу поднесло, я вытащил. Еле руки твои разжал, как деревянные. Сюда притащил, положил…
– Как же ты меня дотащить смог? Не ври!
– Не вру! – вспыхнул мальчишка. – Сам ты… Я сильный!
– А я – тяжелый.
– Тяжеленный, ага, – серьезно кивнул ребенок. – Кабан такой. Я тебя волоком, так потихоньку, по полметра…
– До канала вон сколько, – Сотник все же сомневался, что мальчик мог вытащить его в одиночку.
– А покатил, как бревно, – пояснил Хорек. – Потом послушал: сердце бьется. С виду – мертвяк, а бьется. У бати тоже так раз было, как перепил на юбилее на заводе, пришел, брык – и вроде мертвяк! Я соседку позвал, поглядела, кричать стала: умер, умер! А я послухал – бьется сердце. У тебя лицо такое ж было, как у бати тогда.
– А где батя твой?
– Так рылы убили.
– Рылы? Это еще кто… – тут он понял: так это замызганное создание именует чужаков в противогазах.
– Эти, с мордами резиновыми! – в голосе ребенка прорезалась такая придушенная, не находящая выхода ненависть, что Сотник удивленно пригляделся к нему.
Мальчишка, подавшись вперед, сжимал грязные кулаки и щерился. Зубы у него были необычные, редкие и немного суженные к концам, отчего казались острыми. Он вдруг напомнил Игорю маленького злого хорька. Значит, Хорь? Любящий, наверное, был у него родитель, раз родного сына так прозвал.
– А может, и не убили его! – просипел Хорек. – Забрали только! Батя с кирпички пришел, со второй смены. На улице кричат, бегают! Мы вышли, я и он… А там эта… телега, как у бабки нашей в деревне, но с мотором. И на ней рылы. Стреляют…
Хорек ссутулился, кулаки разжались. Уставившись в землю, мальчик добавил сумрачно:
– Рылы батю схватили и в телегу бросили. Двое за мной побежали, я от них… Спрятался. Теперь здесь.
Игорь слышал его как сквозь вату, и самого Хорька он сейчас видел смутно – перед глазами стояло лицо Тони. Утонула! Она утонула! – мысль билась в голове, как рыба в сетях. А может, все-таки нет? Что, если нет? Она же хорошо плавает… Что делать? Надо вернуться к мосту, осмотреть все вокруг! Как далеко от него мальчишка выловил Сотника? Сколько, в конце концов, времени прошло?!
– Сколько я здесь лежу? – спросил он, поднимаясь на ноги. – Сейчас вообще вечер или…
– Утро щас, – сказал мальчик. – Ты ночь целую…
– Что?!
Сотник качнулся к нему – Хорек отпрянул, в его руке возник знакомый ПМ.
Несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, Игорь сказал – Он в реке был. Его теперь надо разобрать, просушить и смазать.
– А может, и так выстрелит? – спросил Хорек.
– Может, и выстрелит. Отдай мне.
Он шагнул вперед, протягивая руку, и мальчишка сорвался с места. Вскочив, запрыгнул в пролом, оттолкнулся – и вдруг каким-то чудом оказался на крыше будки.
– Не-е, дядька, – сипло сказал он, покачивая оружием. – Пистолет я тебе не отдам.
– Меня зовут Игорь. Игорь Сотник. Ты знаешь, далеко отсюда мост? Я свалился с моста через канал, мне надо туда. Ночь! Я что, целую ночь провалялся?! – Он до сих пор не мог поверить в это. – Уже светает… Где мост, говори!
– Там вечером взорвалось что-то, – ответствовал Хорек, не слезая с будки.
– В какой стороне?
– Да в той, где мост твой.
– Куда идти?
Мальчик поразмыслил, глянул на светлеющее небо. В роще застрекотала птица, ей ответила другая. Зашелестела листва в порыве зябкого утреннего ветерка.
– Страшно днем ходить, – сказал он. – Рылы вокруг. Ночью можно, днем не надо. Слышь, Сотник, давай лучше в будку эту. Пересидим день, а вечером…
– Там моя жена, – перебил Игорь. – Автобус упал с моста, она в нем была, понимаешь? Я следом прыгнул, но ударился сильно. Мне к мосту надо, найти ее!
Игорь говорил это и понимал: никого он не найдет. Тони больше нет, как и дяди Миши с Леной, автобус вместе с пассажирами лежит на дне канала, и внутри него…
Лицо жены встало перед глазами так ясно, что он зажмурился, схватившись за голову, опустился на корточки и замер. Некоторое время было тихо, потом в глухой, наполненный мрачной тоской мирок, которым стало сознание Игоря, проник стук, шелест травы, тихое сопение…
На плечо ему легла ладонь.
– Ну ладно, дядька, – произнес Хорек над ухом. – Сотник, слышь? Ну, эй!
Мальчишка схватил его за руки, потянул, отнимая их от глаз. Игорь поднял голову – Хорь стоял перед ним.
– Давай отведу тебя к мосту. Он близко, только ты все равно тихо, ладно? Ну, давай, вставай.
Когда Сотник выпрямился, острозубый мальчишка ухватил его за руку и потащил через рощу, где все громче звучали птичьи голоса, в сторону, откуда доносился плеск воды.
* * *
Мост был взорван – лишь огрызки свай торчали из воды.
– Дядька, эй… – начал Хорек, но Сотник не слушал. Скинув туфли и раздевшись, он бросился в воду.
Он нырял, пока перед глазами не поползли огненные точки и сердце не начало биться гулко, быстро и тяжело – но так и не смог добраться до ушедшего на дно автобуса, хотя бы коснуться его. Игорь выбрался наружу, уселся на землю и уставился перед собой остановившимся взглядом. Все было кончено. Прежняя жизнь ухнула под откос, еще когда его забрали в предвариловку, а теперь… теперь исчезло последнее, что связывало Сотника с прошлым. Тоня. Она была единственным близким ему человеком.
А может, жена выплыла? Она ведь учитель физкультуры, у нее даже разряд по плаванию какой-то…
Игорь окинул взглядом быстро бегущую воду. Не ври самому себе – ее больше нет.
Хорек опустился на корточки рядом.
– Ну что? – спросил он жалостливо. – Что дальше делать будем?
Ответом ему были звуки выстрелов, донесшиеся из-за рощи.
Хорек обернулся, Игорь вскочил.
– Что там? Похоже на…
Мальчик охнул:
– Рылы! У них батя мой! – он рванул к роще.
– Стой! – крикнул Сотник, хватая брюки. – Погоди!
Размахивая пистолетом, Хорек бежал прочь. Сотник запрыгал на одной ноге, потеряв равновесие, упал, наконец, натянул брюки и схватился за рубашку. Когда он поднял плащ, Хорек уже исчез между деревьями.
Солнце взошло – сквозь купол оно светило не так ярко, как вчера. Светло-зеленое стеклянное небо раскинулось над Москвой во всей своей пугающей красе. Иногда по нему пробегала рябь, часто купол прочерчивали изумрудные молнии, распадались на короткие отростки, которые дождем сыпались вниз и таяли.
В роще вовсю щебетали птицы. Миновав ее, Игорь ничком упал на землю позади валявшейся в траве автомобильной шины.
Вдалеке виднелись серые пятиэтажки какого-то спального окраинного района, из-за крыш торчала труба – может, той самой кирпички, где трудился родитель Хорька. А за рощей, прямо на берегу канала, который, как оказалось, полого огибал ее, была небольшая свалка. Там треугольником стояли проржавевшие контейнеры, доверху забитые всякой гадостью, – один у рощи, другой подальше, последний примерно между ними, но ближе к каналу. Рваные пакеты, бумага, ветошь, мокрый картон и гниющие доски пестрым ковром накрыли землю. У дальнего контейнера не было бортика, но слежавшийся мусор не высыпался наружу, образовав ровную стену.