Семейный интерес к истории
Что касается интереса к истории, то отец всегда в этом подавал мне пример и стимулировал мой интерес. В 1905 г., когда отмечался семидесятипятилетний юбилей Донской казачьей гвардейской батареи, он написал и издал на собственные средства прекрасно иллюстрированный 192-страничный том, посвященный ее истории. Позже, за границей, мне повезло достать экземпляр этой книги. В ее заглавии можно увидеть полное официальное название батареи отца. Цифра 6 в названии обозначает ее порядковый номер в составе гвардейской бригады конной артиллерии. Бригада обеспечивала артиллерийскую поддержку тринадцати полкам гвардейской кавалерии, из которых три были казачьими. Несмотря на номер 6, батарея была единственной казачьей частью гвардейской конной артиллерии.
Полные официальные названия всех гвардейских частей начинались с приставки немецкого происхождения – лейб-гвардии… (от немецкого Leib-Guard – телохранитель), но даже в отдаленном прошлом это почетное наименование лишь отчасти отражало назначение гвардейских частей.
Ко времени царствования Николая II функции охраны персоны царя исполняли личный его величества Конвой и личный его величества сводный полк. Последний был сформирован в последнее десятилетие перед Первой мировой войной из особо надежных капралов, набранных из разных гвардейских и армейских частей. Конвой состоял из двух сотен (то есть эскадронов) кубанских и терских казаков.
И кубанские, и терские казаки Конвоя носили традиционное платье – черкески, длинные кафтаны ниже колен с широкими рукавами и несколькими газырями (то есть нашитыми сверху гнездами для патронов) на груди. Поскольку казаков Конвоя можно увидеть рядом с царем на большинстве официальных фотографий, за границей прочно укоренилось мнение о том, что черкеска – типичная казачья одежда, которую носили все казаки. Это не так. По происхождению – это традиционная одежда кавказских горцев, которых в северных предгорьях сдерживали кубанские и терские казаки, поселенные там специально для этой цели. Эти и только эти казаки переняли у горцев их традиционную одежду[7] и дали ей название по имени воинственного мусульманского племени черкесов – своих основных противников.
Казаки Донского, Уральского и нескольких Сибирских войск носили форму того же типа, что и остальные части российской армии, исключая широкие штаны с цветными лампасами шириной два с половиной дюйма, которые с небольшим припуском заправлялись в сапоги. Лампасы разных казачьих войск различались по цвету – красные у донских казаков, фиолетовые у уральских, желтые у забайкальских и т. п. В гвардейских частях лампасов не было. Но казаков всегда можно было узнать по тому, как залихватски носили они свои фуражки, и по торчащему из-под козырька чубу – одной из традиционных казачьих привилегий было разрешение не стричь коротко волосы, как делали в остальных частях русской армии.
А теперь вернемся к истории Донской казачьей гвардейской батареи, написанной моим отцом. Значение одного факта из этой книги, представляющего общий исторический интерес, я осознал много позже, когда прочел в Америке о «казачьем генерале Линкольна». Так называли бригадного генерала Джона Бэзила Турчина. Предполагалось, что до эмиграции в Америку в 1856 г. он служил в императорской гвардии и был офицером донской казачьей артиллерийской части. Но Турчиным он стал только после эмиграции. В книге отца есть список всех офицеров, служивших на батарее, приводятся их имена, когда и откуда пришли они на батарею и на какой пост ушли. В этом списке под номером 12 я обнаружил Турчина под его подлинным именем – Иван Васильевич Турчанинов.
Большая часть интересных исторических деталей в книге отца имеет отношение к турецкой кампании 1877–1878 гг. и к абиссинской экспедиции 1898 г.
Мало кто из американцев представляет себе, насколько сильна была среди русских всех сословий искренняя симпатия к славянским и греческим братьям-христианам, не одно столетие страдавшим от гнета турок-мусульман. Тринадцатилетним мальчиком я сорвал голос во время демонстраций на улицах Санкт-Петербурга, вопя лозунги в поддержку антитурецкой Балканской коалиции 1912 г. Могу заверить вас как очевидец, что в этих демонстрациях совершенно искренне и добровольно участвовало множество людей всех возрастов.
Турецкая война 1877–1878 гг. известна в России и в славянских Балканских странах как Освободительная война.
Американский военный атташе тех лет Ф.В. Грин[8], который провел всю кампанию 1877–1878 гг. в русской армии, высоко оценил роль России на Балканах, проявив при этом здравомыслие, глубокое понимание и прозорливость.
Отец всегда активно интересовался этой кампанией. Он заказал даже копию картины (см. фото 8) и повесил ее в гостиной. Оригинал картины находился во дворце великого князя Михаила Александровича. На ней изображен один из эпизодов той войны – переход колонны генерала Рауха по горной тропе, которую турки не позаботились перекрыть, считая непроходимой. Донская казачья батарея, как показано на картине, действительно потеряла зарядный ящик, но остальные упряжки прошли; в результате русские войска зашли туркам во фланг и вынудили их оставить укрепленные позиции. Ф.В. Грин в своих мемуарах перечисляет все те же части колонны Рауха, которые приводит в своей книге и мой отец.
В нашей гостиной висела еще одна картина, побольше, которую отец лично заказал и оплатил художнику. На ней был изображен еще один эпизод все той же турецкой кампании. Сержант Донской казачьей гвардейской батареи Аведиков вынужден был задержаться в болгарской деревне, чтобы починить ось двуколки с денежным ящиком батареи, и отстал от стремительно наступавшей гвардейской конной дивизии (частью которой была батарея). С ним было всего восемь казаков. К тому моменту, когда ось была починена, со всех сторон деревни уже были отступающие турецкие войска. Турки, правда, не знали о присутствии казаков.
Сержант Аведиков решил вырваться из окружения, атаковав самую слабую на вид турецкую часть – отряд пехоты из шестидесяти с лишним человек. Он мобилизовал безоружных мужчин деревни и приказал им зайти по оврагу в тыл туркам и по его сигналу кричать «ура» и шуметь, чтобы турки подумали, что рядом находится крупный русский резерв. Болгарские крестьяне, ненавидевшие турецких угнетателей, с готовностью согласились. Четверо из восьми казаков Аведикова должны были атаковать с другой стороны. Сам он с четырьмя оставшимися казаками направился по другой лощине на перехват турок. Подъехав к неприятелю вплотную, он внезапно выскочил из лощины, застрелил турецкого офицера и двух солдат, – а тут и болгары подняли в тылу турок ужасный шум, так что те без долгих раздумий сдались. Аведиков не только вернулся на батарею с денежным ящиком, но и привел пленных турок!
Сержант Аведиков был награжден солдатским Георгиевским крестом и произведен в офицеры. На фотографии 9 можно увидеть его в форме хорунжего Донского казачьего полка – после производства офицера всегда переводили служить в другую часть. Гвардейская батарея восторженно проводила его на своих позициях в Сан-Стефано, у ворот Константинополя.
Отец нанял художника, господина Бакмансона, и поручил ему съездить в Болгарию, где в селении под названием Дервент было еще немало крестьян, помнивших атаку Аведикова двадцать пять лет назад. Так что на картине в нашей гостиной сцена эта была изображена очень точно и, разумеется, в соответствующее время года.