На фоне гранитных монументов Кайтлин казалась пришелицей из потустороннего мира, поднявшейся из сгнившего гроба, чтобы мстить живым.
Руди и Кайтлин то и дело злобно посматривали на Младшего, а Шина точно испепелила бы его взглядом, но он не мог различить ее глаз за черной вуалью. Затянув свою потрясающую фигуру в черное платье, скорбящая мамаша, похоже, хотела как можно скорее покончить с выражением горя, потому что по ходу службы не раз и не два подносила к глазам руку с часами.
Младший собрался капитулировать в этот же день, на встрече родственников и семьи. Руди пригласил всех на фуршет, который организовал в выставочном зале своего нового фордовского салона, закрытого по такому случаю до трех часов дня, скорбные вздохи, легкая закуска и трогательные воспоминания на фоне новеньких, сверкающих «тандербердов», «гэлакси» и «мустангов». Фуршет предоставлял Младшему прекрасную возможность в присутствии свидетелей с неохотой, слезами, а то и злостью уступить яростному напору хэкачаковского материализма.
На том же кладбище, в ста пятидесяти ярдах от них, проходили еще одни похороны, причем народу на них собралось гораздо больше. Служба там началась раньше, и теперь люди уже тянулись к своим автомобилям.
Младший лишь мельком глянул на них, обратил внимание на то, что большинство – негры, и предположил, что хоронили тоже негра.
Его это удивило. Разумеется, Орегон не тянул на Глубокий Юг.[20] Наоборот, считался прогрессивным штатом. Тем не менее он удивился. В Орегоне жило не так уж много негров, горстка, в сравнении с другими штатами, однако до этого дня Младший полагал, что у них свои, отдельные кладбища.
Он ничего не имел против негров. Не желал им зла. Не испытывал к ним предубежденности. Живи и давай жить другим. По его разумению, пока негры держались своих и подчинялись общественным нормам, как все остальные, они имели право жить в мире и покое.
Но могила этого цветного человека располагалась выше могилы Наоми: кладбище находилось на склоне холма. Со временем, по мере того как тело негра начнет разлагаться, вытекающая из него жидкость проникнет в почву. Когда сильный дождь как следует промочит землю, почвенными водами жидкость, вытекшую из трупа негра, понесет вниз, пока она не доберется до могилы Наоми и не смешается с ее останками. Младший полагал, что такого быть не должно.
Но он ничего не мог с этим поделать. Перенос тела Наоми в другую могилу, на другое кладбище, на котором не было бы негров, вызвал бы множество разговоров. А ему не хотелось привлекать к себе дополнительное внимание.
Он решил, однако, обратиться к адвокату, чем быстрее, тем лучше, и составить завещание. Он хотел, чтобы тело его кремировали, а пепел захоронили в одной из мемориальных стен, выше уровня земли, чтобы в урну ничего не натекло.
Только один из участников вторых похорон направился не к стоящим в рядок автомобилям. Мужчина в темном костюме спускался по склону холма прямо к могиле Наоми.
Младший и представить себе не мог, с какой стати какому-то негру захотелось принять участие в похоронах его жены. Ему оставалось лишь надеяться, что не возникнет никакого конфликта.
Священник замолчал. Служба завершилась. Никто не подошел к Младшему с соболезнованиями. Их собирались выразить позже, на фуршете в салоне, где продавались автомобили компании «Форд».
Теперь он уже узнал приближающегося мужчину. Не негр и не незнакомец. Сам детектив Томас Ванадий, который достал его никак не меньше Хэкачаков.
Младший подумал о том, чтобы уйти до прихода Ванадия: их разделяло еще семьдесят пять ярдов. Но побоялся, что кто-то подумает, будто он стремится как можно скорее сбежать с могилы вроде бы любимой жены.
К этому времени у могилы, помимо Младшего, оставались только владелец похоронного бюро и его помощник. Они спросили, опускать ли гроб прямо сейчас или подождать его ухода.
Младший разрешил опускать гроб.
Двое мужчин отцепили и закатали зеленую складчатую юбку, прикрывавшую могильную лебедку, на канатах которой висел гроб. Зеленую, а не черную, потому что Наоми любила природу: Младший продумал и такие мелочи.
Открылась дыра в земле. С темными, поблескивающими влагой стенами. Под тенью гроба в черной глубине пряталось дно могилы.
Подошел Ванадий, встал рядом с Младшим. Дешевый черный костюм сидел на нем лучше, чем на Руди.
Детектив держал в руке белую розу на длинном стебле.
Лебедка приводилась в движение двумя ручками. Владелец похоронного бюро и его помощник начали синхронно их поворачивать, и под скрип шестеренок гроб медленно опустился в могилу.
– Согласно лабораторным данным, ребенок, которого она носила, практически наверняка твой, – нарушил молчание Ванадий.
Младший ничего не ответил. Он по-прежнему злился на Наоми, потому что она скрыла от него беременность, но порадовался своему отцовству. Теперь Ванадий не мог использовать измену Наоми как мотив убийства.
Эта приятная новость одновременно и опечалила его. Он потерял не только любимую жену, но и своего первенца. Он хоронил всю семью.
Не желая показывать копу, что известие об отцовстве порадовало его, Младший, не отрывая глаз от могилы, спросил:
– На чьи вы приходили похороны?
– Дочь друга. Говорят, она погибла в дорожно-транспортном происшествии в Сан-Франциско. Она была моложе Наоми.
– Трагично. Ее струна оборвалась слишком быстро. Ее музыка преждевременно затихла. – Младший чувствовал себя настолько уверенно, что позволил себе иронизировать над идиотской теорией копа. – Во Вселенной сейчас диссонанс, детектив. Никто не знает, как отголоски этого диссонанса отразятся на вас, на мне, на всех нас.
Подавив ухмылку и сохраняя серьезное выражение лица, он искоса глянул на Ванадия, но детектив смотрел в могилу Наоми, словно и не расслышал насмешки… а если и расслышал, не понял, что над ним издеваются.
И тут Младший увидел кровь на правом манжете рукава Ванадия. Кровь капала и с руки.
С длинного стебля белой розы не срезали шипы. А Ванадий сжал его так сильно, что они вонзились в мясистую ладонь. Но он, похоже, не замечал боли.
На Младшего вдруг напал страх. Ему захотелось как можно скорее уйти от этого психа. Но он не мог заставить себя сдвинуться с места.
– Этот знаменательный день, – говорил Ванадий, как всегда монотонно, не отрывая взора от могилы, – казалось бы, наполнен ужасной завершенностью. Но, как всякий день, в действительности его наполняют начала, и ничего больше.
С глухим стуком гроб Наоми соприкоснулся с дном могилы.
Для Младшего удар этот точно знаменовал завершенность целого периода его жизни.
– Этот знаменательный день, – пробормотал детектив.
Решив, что ему нет необходимости выслушивать остальное, Младший повернулся и направился к стоящему на дороге «субарбану».
После его приезда на кладбище налитые дождем облака не стали темнее, однако теперь они казались Младшему более зловещими.
Подойдя к автомобилю, он оглянулся.
Владелец похоронного бюро и его помощник заканчивали разбирать лебедку. Еще немного, и кладбищенскому рабочему осталось бы только закопать могилу.
На глазах у Младшего Ванадий вытянул над могилой правую руку. С зажатой в ней белой розой, стебель и шипы которой пятнала кровь. Разжал пальцы, цветок упал в яму в земле, на гроб Наоми.
* * *
В тот же понедельник, вечером, после того как Фими и солнце ушли в темноту, Целестина обедала с отцом и матерью в столовой дома священника.
Другие родственники, друзья, прихожане разошлись. И в доме воцарилась жуткая тишина.
Прежде в доме царили уют, тепло и любовь. Они никуда не делись, хотя иной раз по спине Целестины пробегал холодок, причину которого не следовало искать в сквозняке. Никогда раньше в доме не чувствовалось пустоты, но теперь он опустел: Фими навсегда покинула его.