С последними словами Герцог резко развернулся. В момент поворота тяжелый кольт скользнул в его ладонь. Том Онион сделал было движение в сторону своего оружия, но тут же понял, что уже слишком поздно, и остался сидеть неподвижно. Но не он был целью Герцога. Револьвер полыхнул огнем шесть раз подряд, причем выстрелы слились в единое стаккато, напоминающее дробь пишущей машинки.
Через секунду грохот стих, а из кухни раздались крики жены шерифа.
– Я не собираюсь уезжать из Уилер-Сити, – повторил гость. – Остаюсь здесь. А если кто-нибудь из парней, проделавших долгое путешествие, сильно хочет повстречаться со мной, скажите ему, что этой ночью я собираюсь как следует выспаться, а завтра вечером загляну на танцы в Уорнер-Спрингс. Если им так уж хочется подраться, пусть ищут меня там. Раздайте эти шесть рыболовных крючков тем, кто больше всех жаждет меня встретить.
С этими словами Герцог выпрыгнул в окно, как раз в тот момент, когда распахнулась дверь и в кабинет вбежала жена шерифа.
Глава 4
Клеймо преступника
Естественно, первые несколько секунд Тому Ониону ничего не оставалось, как успокаивать и утешать жену, убеждая, что он не получил смертельной раны от наемного убийцы. Когда же жена наконец покинула его объятия, вокруг уже собрались нетерпеливые соседи, привлеченные выстрелами.
Им-то шериф и предъявил экспонаты. Подойдя к окну, он нашел там шесть головок от рыболовных крючков, впившихся в дерево у самой кромки подоконника. Однако все части, которые ранее выступали, а именно ушко и тонкая шейка, оказались начисто срезанными. И при этом все пули, кроме одной, не задели дерева. На поверхности подоконника осталась только одна слабая царапина.
Онион не стал вынимать крючки. Вместо этого позвал своих добрых друзей засвидетельствовать увиденное. Поднятая лампа залила подоконник ярким светом.
– Все шесть выстрелов были произведены при свете лампы, – спокойно объяснил он. – И для того, чтобы выхватить кольт и выстрелить все шесть раз, ему понадобилось столько же времени, сколько понадобится хорошему стрелку для одного прицельного выстрела. Да, друзья, я вынужден признать, что Герцог разучился стрелять, раз не смог показать ничего лучшего. Вы видите, он задел дерево под одним из крючков?
Ирония шерифа была излишней. Толпа все увидела, поняла и разошлась, чтобы рассказать эту историю всем остальным. Другие услышали и пришли взглянуть на все собственными глазами. Большой Билл Громобой, когда до него дошла эта сказка, от души рассмеялся, но тоже явился посмотреть. Увидел, тихо выругался и задумчиво удалился. Приходили удостовериться также и другие. Среди них Чарли Барр и Гарри Мэтьюз, примчавшийся из Споканы, чтобы «заполучить» этого парня. Старина Минтер внимательно изучил остатки от крючков, но ничего не сказал и покинул дом шерифа в гордом молчании. Словом, очень многие не поленились встать с постелей в гостинице и совершить это торопливое паломничество.
Тишина вернулась в дом Ониона только к полуночи. Тем временем Уилер-Сити гудел. Слабый гул разговоров не затих и при погашенных лампах, то тут, то там раздавались голоса, пока не наступил рассвет, разбудивший город.
А как только город проснулся, возникли новые разговоры и появились первые веселые новости. Ужасный старик Минтер исчез из Уилер-Сити в неизвестном направлении. Гарри Мэтьюз из Споканы тоже отправился в обратный путь. Чарли Барра нигде не смогли найти, а Билл Громобой, видите ли, не смог побороть внезапного порыва снова увидеть грязные воды Рио-Гранде.
Итак, все герои исчезли! На поле битвы осталась только одинокая фигура Герцога. Сонным июльским утром он появился на улице, лениво прогуливаясь взад-вперед. И с привычной любезностью снимал шляпу перед дамами, кланялся мужчинам.
Кто же научил его таким манерам? Может быть, какой-нибудь старый мексиканский джентльмен, сохранивший не только испанское имя, но и еще кое-что? Возможно, что-то было и врожденным, о чем сам Герцог никогда не догадывался. Только что бы там ни было, но ни в самом Уилер-Сити, ни в его окрестностях пока не существовало примера подобной учтивости.
Словом, Джон Морроу шел по улице, и казалось, его ничуть не волнует, что мужчины, которых он приветствует, смотрят на него и что-то бормочут в ответ, а женщины только смотрят, но молчат.
«Они много говорили обо мне, – спокойно пояснил сам себе Герцог. – Черт бы меня побрал, если все это время они не рассказывали о моей скромной персоне различные истории. Ведь в их глазах я настоящий убийца».
Эта мысль доставила ему такое удовольствие и показалась столь уместной, что он замер на половине шага и от души рассмеялся в полной тишине. Его хохот услышал маленький мальчик, который, прицепившись к ситцевой юбке матери, шел по другой стороне улицы. Мальчик раскрыл рот от испуга. Детский страх не остался незамеченным Герцогом. Его глаза потемнели от гнева, но через мгновение улыбка снова заиграла на губах.
Он дошел до гостиницы, остановился на веранде, оглядел улицу. Никто из полудюжины прогуливающихся не встретился с ним взглядом. Тогда он решительно шагнул к двери затхлой старой комнаты, служившим холлом. Здесь тоже не оказалось каких-либо признаков всеобщего негодования, никто из мужчин не вскочил на ноги, чтобы открыть по нему огонь.
Со своей знаменитой улыбкой Герцог окинул взглядом присутствующих. Затем отвернулся, чтобы скрутить сигарету. Когда дымок заклубился над его головой, неторопливо вернулся на веранду, сошел по ступеням на улицу и продолжил путь.
Все оказалось хуже, чем ему думалось. Он полагал, что, отсидев срок, искупил обиду, нанесенную обществу. Теперь же увидел, что общество склонно считать тюрьму клеймом, которое навсегда отделило его от законопослушных граждан. Ему удалось проделать очень эффектную штуку – опередить своих врагов, не дать им шанса нанести удар первыми, однако победа все равно осталась за ними.
Герцог остановился перед дверью кузницы, где работал Бад Спрингер, и шагнул через порог. Внезапно внутри возникло смятение. В задней части кузницы торопливо открылась дверь, и в проем скользнула тень, скрытая дымом от горна. Три помощника Бада стояли неподвижно, не спуская встревоженных глаз с вошедшего.
– Бад здесь? – спокойно спросил он.
Ответа не последовало. Никто не открыл рта. Только вытаращенные глаза уставились на него. Если дело доходит до подобного, то ничего хорошего не жди. Герцог продолжил прогулку, сохраняя на губах слабую улыбку, но у него на сердце появилась тяжесть. Все ополчилось против него, каждый человек, и это численное преимущество было сокрушительным.
Он шел куда глаза глядят, пока вдруг не остановился как вкопанный. Затем абсолютно неосознанно свернул с главной улицы и оказался в боковой аллее, но вскоре уже стоял прямо перед домом Мюрреев. Неподалеку миссис Дикон поливала грядку сладкого порошка и наблюдала за ним. Миссис Сет Мерфи уже выглядывала из окна своей кухни. Что же он сделает? Отступать было слишком поздно. Поэтому Герцог повернул к воротам дома Мюрреев. Взошел по ступенькам, постучал в дверь.
– Это ты, Бад? – раздался голос Линды.
Он не ответил. В доме прозвучали торопливые шаги, дверь распахнулась, и Герцог оказался перед улыбающейся девушкой. Впрочем, ее улыбка мгновенно исчезла. Линда почти захлопнула дверь, но затем снова открыла и испуганно уставилась на него. Лицо ее побледнело.
Бесспорно, сам Герцог изменился за это время, но девушка вообще стала совсем другой. Или, может, он впервые увидел ее такой, какой она всегда была на самом деле? Ведь никогда раньше ее глаза не казались ему так близко поставленными, лоб – слишком низким, а рот – чересчур широким. Конечно, три года приглушили краски юности на ее щеках. Она вроде осталась той же самой и одновременно стала какой-то совершенно иной. Конечно, это была Линда, но она уже не действовала на него как прежде. Его не поразила резкая судорога, сердце не принялось бешено колотиться. Он словно поднял розу и обнаружил, что ее аромат полностью исчез.