Немцы подтянули свежие силы и перешли в контрнаступление, тесня мотострелковую бригаду к Сухой Верейке.
Павел потерял счет отбитым атакам, подожженным танкам и выкошенным цепям автоматчиков. Батарея то и дело меняла огневые позиции, расчеты изнемогали от жары и усталости, а немцы все лезли и лезли. Даже без бинокля Павел отчетливо видел их пьяные лица и перекошенные рты — перед атакой солдаты вермахта до ноздрей накачивались шнапсом. В окопах мотострелков то и дело вспыхивали ожесточенные рукопашные схватки, в которых шло в ход все, вплоть до ножей и зубов. Рабы Зверя были хорошими воинами, они умели драться, и победа над ними давалась нелегко.
Бригада медленно отступала. Отступала, цепляясь за каждую ложбинку, за каждый бугорок, но все-таки отступала, выгибаясь под железным натиском завоевателей, — у любой силы сопротивления есть свой предел. А перед нашим передним краем, за холмами, уже сжимался бронированный кулак — немцы готовили решающий удар, который должен был стать последним.
Цепи наступавших немцев в очередной раз залегли. Дементьев с наблюдательного пункта прикинул расстояние, разделявшее залегших немецких автоматчиков и его батарею, и понял, что надо снова переносить огневую — между артиллеристами и пехотой противника нашей пехоты уже не было, а дивизионное орудие «ЗИС-3» — не самый лучший инструмент для рукопашной.
И тут сзади к высотке, на которой располагался наблюдательный пункт, подлетели грузовики с рядами наклонных рельсов, установленных вместо кузова. И Дементьев узнал в них «РС» — «катюши», о которых он много слышал, но еще ни разу не видел «живьем», в действии. «Катюши» быстро, четко и слаженно развернулись и всем дивизионом дали залп по холмам, где стягивались, готовясь к сокрушительной атаке, немецкие танки и пехота.
Около сотни огненных стрел с ноющим ревом сорвались с направляющих и вонзились в холмы. Над холмами встала стена разрывов, слившаяся в сплошное бурое облако. Облако росло, набухало, и вдруг приняло очертания громадного зверя — дракона, вставшего на дыбы. Дракон выгибал шею, разевал пасть и, наверно, рычал, но его рычания не было слышно из-за непрерывного грохота рвущихся реактивных мин. Огненные стрелы вонзались и вонзались в грудь Зверя, вонзались одна за другой, били и рвали его, и дракон не выдержал — дрогнул и расползся, вновь превратившись в бесформенное коричневое облако, поджариваемое снизу высокими языками пламени.
А затем лейтенант услышал слитный гул десятков танковых двигателей — шли наши танки. Катуков внимательно следил за ходом сражения, сумел переломить битву внезапным ударом «РС» и теперь ввел в действие свой танковый резерв, развивая успех.
Противник отступил так поспешно, что его отступление скорее напоминало бегство. А Дементьев побывал там, куда пришелся удар «катюш», и не мог сдержать мстительной радости при виде спекшейся почерневшей земли, усеянной скелетами сгоревших немецких танков и обугленными трупами не наших — теперь уже не наших — солдат. «Это вам сдача за Чуриково, — думал лейтенант, осматривая следы побоища. — Эх, вот всегда бы так…».
Он еще не знал, что в скором будущем у него самого будут в руках огненные стрелы «РС», и что он сам будет метать их в грудь Коричневому Дракону, приползшему на русскую землю, — метать до тех пор, пока этот кровожадный Зверь не сдохнет в своем собственном логове.
В августе сорок второго года войска Воронежского фронта, еще толком не умевшие наступать и наносить танковые удары кулаком, а не растопыренными пальцами, перешли к обороне. Выдохлись и остановились и немцы: лучшие силы вермахта были брошены на юг — на Сталинград. Потрепанный корпус Катукова был выведен в резерв Ставки, а лейтенант Дементьев за бои в Придонье получил свою первую награду — медаль «За боевые заслуги» — и звание старшего лейтенанта.