— Вперед! — хрипло выкрикнул Павел. — За мной, в атаку, ура!
Поле боя было завалено многими сотнями немецких трупов. Немногие из уцелевших бежали в лес, остальные бросили оружие. «Эрэсники» потеряли троих убитыми и нескольких ранеными — среди убитых был восемнадцатилетний парень, прибывший в часть с последним пополнением, перед самым началом Берлинской операции
— Ты, Павел Михайлович, прямо Добрыня Никитич, — уважительно сказал замполит, глядя на Павла, как на былинного богатыря. И добавил, посмотрев на погоны зарубленного эсэсовца: — Штурмбанфюрер — вроде как майор, по-нашему.
«Опеля» Дементьев подарил командиру полка Пуховкину (сначала напугав его своим появлением — тот подумал, что на такой шикарной машине приехало большое начальство). Потом машину увидел командующий артиллерией польской армии генерал Чернявский
Ночью девятого мая началась стрельба. Сначала Павел подумал, что опять наскочила какая-то группа недобитков, но оказалась — Победа: эту новость узнали разведчики полка от проходившей по шоссе и палившей в небо колонны наших войск. Поднялось невообразимое: солдаты и офицеры обнимались, пели, кричали, плясали, плакали, били вверх из всех видов оружия и почему-то совсем не боялись падающих с неба пуль. Не боялся их и Дементьев — даже тогда, когда рядом с его головой в ствол дерева цокнула пуля, а он только за миг перед этим чуть откачнулся в сторону. Поняв, что остановить безудержное ликование воинов не удастся даже угрозой трибунала, майор вынул свой «ТТ» и с удовольствие разрядил в темное ночное небо всю обойму.
А утром из штаба ГМЧ фронта прибыл (правда, уже не на шикарном «адмирале», а на простой армейской полуторке) Пуховкин и сообщил, что вчера, девятого мая в пригороде Берлина Карлсхорсте генерал-полковник Кейтель от имени фашистской Германии подписал акт о безоговорочной капитуляции; от имени советского правительства капитуляцию принял маршал Жуков. А в довершение всего полковник объявил, что офицеры полка приглашаются на торжественный обед по случаю победы над гитлеровской Германией.
Столы накрыли прямо на широкой лесной поляне. Хрусталя и столового серебра на столах, правда, не наблюдалось, но солдатскими мисками, кружками и гранеными стаканами обеспечили всех. Хозяйственники расстарались и не пожалели трофейных деликатесов; хуже было с выпивкой — изыскали только слабое красное вино (вина было мало и его разлили по графинам) и спирт-сырец (спирта было много).
Павел Дементьев имел заслуженную репутацию трезвенника. Всю войну он почти не пил, хотя гостей принимал хлебосольно, а на вопросы отвечал так: вот война кончится, тогда я с вами и напьюсь — впервые в жизни.