Это ободряет и вселяет оптимизм.
– Ему можно будет пожаловаться на жизнь?
– По этому номеру ты должен будешь сказать только два слова, – поясняет полковник. – Первое слово – Чингиз. Это – ты. Так мы тебя представили. Больше о тебе они ничего не знают. Ни задания. Ни как ты выглядишь. Ничего. Второе слово – номер. Согласованы две площадки для возможной встречи. Первая – автостоянка у вокзала Ватерлоо, – из бокового кармана пиджака полковник извлекает фотографии и одну протягивает мне.
Угол здания с плакатом на арабском. Дорожная развязка. Урна. Телефонная будка.
– Это здесь, – уточняет он. – Запомни – номер один.
Киваю, и фотография отправляется в пепельницу. Каинов щелкает зажигалкой, терпеливо ожидает, пока глянцевая бумага разгорится.
– Это вторая площадка, – протягивает еще одну фотографию, – парковка на Хайд-Парк-Гейт.
Внимательно рассматриваю местность и киваю. Смятый снимок медленно лижет язычок пламени зажигалки.
– Так вот. Говоришь – «Чингиз» и номер площадки, – Каинов перемешивает авторучкой пепел. – На следующий день с семнадцати до семнадцати часов пятнадцати минут тебя будет ждать в указанном тобой месте красный автомобиль «Ягуар» с цифрами в номере 5 и 4. Если в салоне никого нет – не подходишь. Если в салоне больше одного – не подходишь. Если в салоне один человек, он сидит на водительском месте, не выходит, не бродит вокруг автомобиля, не открывает капот или багажник – подходишь и садишься на заднее сиденье. Называешь себя Чингизом. Как только услышишь в ответ номер площадки, где проходит встреча, – можешь говорить. Чем смогут – обещали помочь. Вот, в общем, почему я и задержался, – полковник улыбается смущенно, – нужно было все это согласовать. А Соседи, ты сам, наверное, понимаешь, не всегда рады подобным просьбам.
– Спасибо, – благодарно киваю, он мне действительно очень помог.
– В «Ллойдс Банке» на Кесингтон-Хай-Стрит в ячейке восемьдесят три сто двадцать четыре лежат пять тысяч европейских динаров. Ключ к ячейке, – полковник протягивает мне маленький ключик на брелке с номером. – Код доступа – дата рождения твоей мамы. Как только ты заберешь деньги, в тот же день ячейка будет пополнена на ту же сумму.
– Неограниченно? – вот это мне начинает нравиться.
– Не беспокойся, – усмехается полковник. – Все вычтем из зарплаты по возвращении.
Улыбаться уже не хочется. Мои сто двадцать рублей в месяц, плюс прогрессивка, а цены в Европейском Имамате, говорят, просто караул…
– Шутка, – успокаивает меня Каинов. – Только не шикуй. Сам понимаешь – для твоей легенды излишняя роскошь только повредит.
– Решения о выходе или дальнейшей работе я принимаю сам. Верно?
Полковник серьезен, сдвигает брови к переносице:
– Как только почувствуешь, что становится горячо, – выходишь. Едва только почувствуешь. Хотя бы намек, – полковник смотрит отечески. – Никто тебя не осудит. Если не сможешь выйти под своими документами, то обратишься за экстренной помощью. Вариант твоего вывода через Соседей согласован. Они помогут, – закуривает еще одну сигарету, – теперь поговорим о переброске.
Смотрит на часы.
– Через восемь часов и двадцать девять минут ты окажешься в Польском оккупационном секторе, в концентрационном лагере «Карловц», как переведенный туда Александр Бжызецкий. Условия там вполне приемлемые. Этот лагерь вроде отстойника для квалифицированных ценных специалистов. Туда собирают ученых из оккупированных стран Варшавского договора для того, чтобы распределить их потом по заводам и лабораториям, где они продолжают свои научные разработки для Саддама Хусейна.