– Чин – гиз… гиз… ги…
Свежий холодный ветер.
– Чин-гиз.
Мычу. Холод сковывает движения. Тело заледенело в луже остывшей крови.
– Чингиз!
Толкаю ладонями жирные от крови стенки лодочки, пытаюсь приподняться. Режущий зрачки после вечного мрака белый луч бьет в черный каменный свод туннеля.
– Чингиз! – радостный крик, незнакомое лицо в неясном свете отраженного стенами туннеля фонаря. – Жив.
Улыбаюсь в ответ. Кажется, улыбаюсь.
– Жив, – смеется лицо. – Жив. Чингиз.
Крепкие руки поднимают меня, несут, опускают на твердую поверхность. И незнакомый, но такой родной и теплый, кажется, голос успокаивающе приговаривает:
– Уж как она за тебя просила… как просила… ничего… сто лет теперь жить будешь… раз за тебя такая девка просит… теперь не помрешь… не посмеешь… стыдно будет, если помрешь… такая девка по тебе убивается…
26
Сентябрь очарователен.
Воздух пьянит. В нем изысканный коктейль из жарких тонов уходящего лета с ледяными нотками приближающихся осенних заморозков и горечью раннего увядания леса. Багряные элегантные клены щупают ветер чуткими ладонями листьев. Летают сверкающие паутинки, бог весть откуда сорвавшиеся – то тут, то там блеснет в солнечном мягком свете тонкая хрустальная струна и растворится невидимкой.
Истома жаркого лета. «Пышное природы увяданье»… И что-то там еще, кажется, в стихах…
Хочется сидеть в скверике на лавочке и смотреть, как падают листья. Как бегает румяная загоревшая летом ребятня в разноцветных легких кофточках. Как жирные голуби важно перебираются через тонкие теплые лужи. Сидеть и ничего не делать. Сколько их осталось, этих дней – теплых, мягких, бархатных, как кленовый резной лист. Дней, наполненных дыханием сгоревшего безвозвратно лета. И робким ожиданием тихого праздника снегопада.
И мы ничего не делаем. Любуемся корабликами листьев в черной воде пруда. На самой дальней лавочке парка, куда не забредают мамочки с детишками, расстелена газетка-скатерка. На газетке бутерброды с килькой и зеленью, банка шпрот, нарезанная тонкими ломтиками ветчина с сыром и бутылка «Столичной».
Орден Ленина, булькнув, тонет в водке. Поднимаю стаканчик, заглядываю осторожно. Орден поблескивает на дне, переливается. Хорошо ему там.
– Ты уверена, что ему ничего не будет, а? – немного волнуюсь, все же первая награда Родины, и единственная пока. – Там же эмаль, металлы драгоценные…
– Не, не будет, – Лиза сидит у меня на коленях, болтает ножками, как девчонка, жует бутерброд. – У меня таких два. Обмывались так же. И ничего.
Все же ордена мне жаль, и я подношу стаканчик к губам:
– Ну, поехали, что ли?
– Погоди, – Лиза сдвигает закуску, освобождая нужное место в газетке, качает головой. – Эх, уже маслом заляпали. Нет, чтобы для истории сохранить.
Прокашливается артистично, читает с выражением:
– Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении ученого Петрова А.В. орденом Ленина. За выдающуюся научную деятельность и открытия в области органической химии наградить ученого Петрова Алексея Владимировича орденом Ленина. Председатель Президиума Верховного Совета СССР Ю. Андропов. Секретарь Президиума Верховного Совета СССР А. Громыко. Москва, Кремль. 23 сентября 2031 года.
Поднимает свой стаканчик:
– Вот теперь – поехали, – чокаемся картинно. – Ну, Петров А.В. С наградой Родины тебя. Ну и… спасибо, что спас.
– Да ладно, – отнекиваюсь. – Кто кого еще спас…
Лиза наклоняется и целует меня горячим долгим головокружительным поцелуем. Отстранившись, глядит на меня серьезно:
– А я ведь влюблюсь в тебя, Петров А.