– Я облегчу тебе задачу, и в моем вопросе будет два варианта ответа. Ты спас эту девчонку, потому что любишь ее?
Лиза слышит каждое слово. Я смотрю в ее глаза:
– Да.
– Что ж, – произносит медленно Камал. – В любом плане бывают случайности. И неизвестно, что сделал бы я, увидев в заложниках свою любимую. Спасибо за ответ. Мне было важно знать это. И я хочу, чтобы ты знал – если ты мне встретишься еще раз, я убью тебя.
– Ты отпускаешь нас, Камал? – уточняю.
– Мне просто некогда тратить на вас время, – слышится его безразличный голос. – Считай это отсрочкой. Прощай.
– Прощай, – повторяю эхом.
И здание вздрагивает, как живое, толчком взрыва.
21
На экране видеокамеры подвала пыльное облако. Едва пыль рассеивается, в черную дыру пролома в стене проскальзывает черноволосый мужчина в форме Лондонской речной полиции. Не теряя времени, мужчина по-хозяйски подходит к штабелю ракетных комплексов, снимает с верхнего ряда два чемодана и выносит сквозь пролом.
– Они уходят, – говорю, глядя в дисплей.
Там, по мере того, как Камал и Шульц опускаются в подвал, гаснут камеры видеонаблюдения лестницы северного крыла.
Они уходят. Через несколько минут концентрированный запах цветущих яблонь уплывет по каналам в неизвестность. И только остается надеяться, что они доставят его к Саддаму. А если нет?
Они – враги моего народа. Они требовали уничтожить мою страну, всех советских людей и требование это прозвучало на весь мир, разнеслось во все уголки планеты телевидением и радио. Миллиарды смотрели в небо, опасаясь увидеть падающие ракеты, миллиарды продолжают оставаться в бомбоубежищах, прижимая к себе плачущих детей, в страхе ожидая грохота рвущихся мегатонн.
Что для «Скорпионов» чужие жизни? Только заслужить дорогу в рай.
Пусть туда и отправятся. И оставят нас всех в покое.
– Их нельзя отпускать, – я чувствую, как нервы стягиваются в узел.
Всего несколько минут, и они исчезнут в подземных катакомбах. Только несколько минут. И их уже никто не найдет. И ракеты могут выстрелить где угодно. В кого угодно.
– Нельзя отпускать, – повторяю твердо.
Напасть на них – самоубийство. Спуститься на лифте в подвал – значит, получить пулю еще до открытия дверей. Если пытаться пройти по лестнице, даже один автоматчик легко заблокирует нас этажом выше, и если у Камала останется несколько минут до выхода, он запустит к нам ракету с ядом.
– Нельзя, – стучится единственная мысль.
Лиза смотрит на меня:
– У меня одна светошумовая граната. Взяла у того, на стоянке. Можно попробовать…
Она прекрасно понимает, что это не выход. Бросить с лестницы гранату и ворваться за вспышкой в подвал… Кто-то из террористов может в этот момент находиться в канале, и световой шок его не поразит. Это значит – выскочить под автоматную очередь. Вот если бы действительно швырнуть туда боевую гранату… лучше бы несколько, десяток – забросать к чертям маленький пятачок перед лифтом… или хотя бы одну, но мощную, чтобы гарантированно стереть автоматчиков из подвала… Или…
– Я отправлю им ракету, – открываю чемодан пускового комплекса.
– Там же химические бомбы, – она смотрит на меня как на сумасшедшего. – Мы же пропадем…
– Боеголовки должны сниматься, – говорю убежденно. – Если ставятся – значит, и снимаются. Такой у технарей закон.
Подхватываю наладонник, раскрываю документацию по ракетным комплексам. Для начала требуется снять одну ракету – две, боюсь, попросту развалят вход в подвал и шахту лифта, а нам этот выход нужен. Щелчок рычага и заряды поднимаются вертикально, в пусковое положение.