Бойцы прыснули в стороны, и меня окатили ледяной колодезной водой.
Мат, что стоял вокруг, передавал все, что думают бойцы, не стесняясь Зиминой, подскочившей к старшине, с которого уже сняли подстреленную девку. Так они отходили от шока.
— Поставить его на ноги, — приказал подходивший майор, платком вытирая на ходу лицо и форму, куда попали брызги крови.
Меня рывком подняли, как будто куль с картошкой, и поставили на ноги. Встретив мой взгляд, Иванов отшатнулся.
— Севка, да что с тобой?
Схватив меня за воротник, Тонин заорал мне прямо в лицо:
— Ты что творишь, сволочь?! Зачем?!
Глядя прямо ему в глаза, я разлепил склеившиеся губы и безжизненным тоном сказал:
— Крайний сарай!
— Что?
— Крайний сарай, там наши, им нужна медицинская помощь!
Отшвырнув меня в руки красноармейцев, майор развернулся и в сопровождении десятка бойцов энергичным шагом скрылся за ближайшим сараем, повторяя мой путь.
— Отпустите меня. Я сесть хочу, — сказал я рябому, что держал справа. Переглянувшись, парни подвели меня к одинокому пеньку для колки дров и усадили на него, встав по бокам.
Стоящий на часах Васечкин прибежал, осмотрелся и убежал обратно на пост.
Почти сразу, как только я сел, кто-то закричал у сараев. Крики становились все громче и возмущенней. В них явно прослеживался накал страстей. Вот из-за угла сарая выбежал боец с зеленым лицом и выпученными глазами. Добежав до медички, он схватил ее за руку и силой потащил к остальным. Изувеченные парни нуждались в медицинской помощи.
Просидел я так где-то минут десять, пока не появился пошатывающийся Курмышев.
Хмуро посмотрев на хозяев хутора, он крикнул бойцам, что охраняли меня:
— Отпустите его!
Потирая затекшие руки и поглядев на бледного лейтенанта, развернулся и направился к столу — у меня почему-то появился зверский аппетит.
— Товарищ лейтенант, а что там? — с жадным любопытством спросил рябой боец, второй красноармеец тоже навострил уши.
— Страшно там, — глухо сказал Курмышев, садясь напротив меня.
Взяв лежащий на столе нож, что заставило напрячься окружающих, я отрезал себе кусок сала с прожилками мяса, положил его на хлеб и стал спокойно есть под взглядами присутствующих.
— Как ты можешь есть после того, что увидел?! — с недоумением спросил Курмышев, передергиваясь от воспоминаний.
Поглядев на него, я дожевал и ответил:
— Я уже и не такое видел, и заметь, тоже работа поляков.
В это время из-за угла появилось несколько человек и направились к нам.
— Это лейтенант Рощин и его экипаж. Из нашей эскадрильи, — глухо сказал младший лейтенант Сорокин.
— Мы думали, его «мессеры» еще там, у границы сбили, а оно вон как. Похоже, он на скорости перелетел на бреющем границу и где-то сел, а тут… Твари! Я их!.. — вдруг вскочив, заорал Сорокин. Но его так же скрутили, как и меня до этого.
Убедившись, что он немного успокоился, отпустили.
Посмотрев на него, я достал последний магазин с семью патронами и стал выщелкивать их.
Поставив шесть патронов рядом с Сорокиным, глухо сказал:
— Это парням, от меня.
— Да ты что?! Сдурел?! Да как тебе такое в голову могло прийти?! Сопляк! Мальчишка!!! — сразу же заорал он.
— Ты их видел? — спросил я у него спокойным, ровным тоном.
— Видел, — уже тише сказал он.
— Ты бы захотел жить ТАКИМ?
Сорокин молча склонил голову, постоял несколько секунд, развернулся и шатающейся походкой отправился к остальным в сарай. Рябой со вторым бойцом поспешили следом.
Около меня остался один Курмышев, который, звякнув стаканом, стал наливать в него самогон.