Так вот, там нет Америки. Если куда-то поедете на отдых летом, учтите это, молодые люди.
Генерал Иволгин. Х/ф «Даун Хауз»
Пока продолжалось мое падение неведомо куда, я от души пожелал «666-му» всех возможных на нашей планете способов медленной и мучительной смерти. Хотя, наверное, зря я ему желал такого. Если он отправится в мир иной — кто же меня будет из этой передряги выдергивать? А что передряга нешуточная и дороги назад нет, я понял опять-таки за время падения. Перед моим сознанием пронеслись галопом картинки, словно склейка из дурного кинофильма.
Какие-то импортные седоватые хмыри в отглаженной камуфляжной форме, с мужественными квадратными подбородками и непонятными орденскими планками на груди что-то высматривают на карте, в каком-то тесном ярко освещенном помещении. В карте угадываются окрестности Краснобельска… Над заснеженной равниной летят вертолеты. Много. Не меньше десятка «Апачей-Лонгбоу» и в два раза больше «Литтл-Бирдов». Пейзажи внизу до боли знакомые… У размотанной гусеницы подбитой БРМ-1 сидит на снегу Вова Тяпкин и что-то говорит в радиотелефон. Лицо Вовы разбито в кровь, а на левой коленке по брюкам расплывается темное пятно. Над ним стоит и ухмыляется здоровенный губастый негр в модерновом белом маскхалате и глубокой каске с белым чехлом. В руке негр держит огромный хромированный пистолет. Тяпкин заканчивает говорить и опускает телефон. Негр с все той же ухмылочкой стреляет ему в глаз. По грязному снегу метра на полтора разлетаются багровые брызги и куски чего-то твердого… «Шилка» молотит из все четырех стволов по приближающимся вертолетам. На ее башне знакомый номер 911. Это Бухарев. Взрывается «Литтл-Бирд», падает второй, отворачивает с дымом «Апач». Но от «зээсушки» через пару секунд остается пылающее шасси. Сорванная башня отлетает метров на десять… Среди знакомых мне заводских руин горит несколько танков и БМП. Чуть в стороне полыхает какой-то довольно мощный пожар. Похоже на склад ГСМ… Среди развалин каких-то домов застрял Т-62 с перебитой гусеницей. Старлей Чепцов, матерясь и крича что-то заряжающему, наводит башенное орудие на приближающегося противника. Это несколько американских БМП М-2 «Брэдли» и каких-то похожих на «Абрамсы» маленьких танков, разрисованных невероятно заковыристым ломаным бело-серым камуфляжем под окружающий пейзаж. Загорается и взрывается одна «Брэдли», замирает, скособочившись, маленький танк, но на «шестьдесятдвойку» обрушивается огненный вихрь, и через минуту она дымится, словно груда подожженных старых покрышек… Юрик Гречкин и Рустик ползут в темноте, по каким-то полуразрушенным подвалам. На себе Гречкин прет РПГ-7, рюкзак с ракетами и бесчувственного Мишаню, у Рустика за плечами несколько разномастных стволов и родная СВД. Фоном к действу служит зарево близкого пожара и тарахтящий свист летающих где-то рядом вертолетов…
На этом «кино» закончилось. Мне хватило времени понять, что бригады нашей, видимо, больше нет. А потом началась боль. Нет, конечно, «благодетель» успел упомянуть о том, что межвременные перемещения — процесс болезненный. Но он забыл сказать, НАСКОЛЬКО БОЛЕЗНЕННЫЙ… Видимо, так чувствует себя ежик, попавший под асфальтовый каток. Потому что не может быть, чтобы одновременно болело ВСЕ, чуть ли не до корней волос… Вероятно, в беспамятстве от болевого шока я был довольно долго, и сознание вернулось далеко не сразу. Когда начали возвращаться зрение и слух, а боль слегка притупилась, я и не пытался сразу сообразить, куда попал. Я лежал лицом вниз на чем-то, похожем на булыжную мостовую, среди обширных руин, серый холодный дождь поливал груды битых заплесневелых кирпичей и мою голову.