Вася же, по обыкновению, не показываясь на новой службе, дня три пил, потом приходил, принимал стол, стул и «висяки» – незавершенные уголовные дела.
Один вид опера Баздырева, больше похожего на медведя, нежели на человека, мог внушить трепет. При знакомстве с арестантом Максимыч всегда импровизировал, в зависимости от фигуранта. Мог доверительно сказать: «Я – парень простой, из деревни, звать меня Вася, без высшего образования, мозгов нет. Но вот кулаки у меня, как два кочана. И вот я, согласно закону физики о сближении однородных тел, как дам сейчас по твоему „кочану“. И мне ничего не будет, у меня две контузии: одна, когда я орехи гранатой колол, а вторая, когда выпал с пятого этажа и ударился головой. Видишь, как она у меня распухла. (И действительно, голова у Василия была, как медный казан.) И вот, голуба, тебе решать, или ты мне все сразу расскажешь, или же мне, рабоче-крестьянскому сыну со справкой из психиатрической больницы, все равно ничего не будет.
И арестант, глядя на каменную физиономию Баздырева, в которой не находил ни малейшего сочувствия, торопливо просил ручку и бумагу. И излагал «чистуху» – чистосердечное признание.
Все беды – от адвокатов. Васины импровизации о собственном душевном нездоровье и «неадекватности» однажды стали известны защитникам арестантов. И Баздырева направили в психиатрический диспансер на обследование. Несмотря на приемлемые результаты, его на всякий случай опять убрали из главка в территориальный отдел милиции.
И по итогам года в этом ОВД показатели раскрываемости убийств и прочих тяжких преступлений ощутимо повышались; бандиты, убийцы, маньяки при молчаливом сочувствии Баздырева писали покаянные, чисто, понимаешь, сердечные признания. И Максимыча, как его звали для краткости, вновь забирали или в главк, или в УВД административного округа. Потому что Вася Баздырев признан был одним из лучших «кольщиков» Москвы: «раскалывал» жуликов «до пупа», а то и ниже, не применяя, между прочим, никакого физического насилия.
Уже находясь в звании майора милиции, Максимыч по просьбе руководства и в соответствии с демократическими веяниями разработал и ввел в практику новый, прогрессивный метод работы с подследственными. Назвал его – «Детерминированный экспрессивно-психологический допрос». Где он выкопал такое мудреное название, Максимыч, как ни пытались его разговорить коллеги, молчал, храня на лице привычное чугунное спокойствие.
О новом методе стало известно не только в главке, но и в министерстве. Вскоре из МВД пришла директива: обобщить и распространить опыт старшего оперуполномоченного майора милиции Баздырева В.М. Более того, одному чиновнику пришла идея рассказать о методе и его создателе в средствах массовой информации. И не просто рассказать, а устроить перед журналистами показательный допрос какого-нибудь реального жулика.
Баздырев как мог сопротивлялся, ссылался на секретность метода, который ни в коем случае нельзя разглашать, что жулик непременно настучит адвокатам и будет скандал, и так далее.
Но все же уговорили. Арестанта подготовили в одном из отделов милиции Северного административного округа. Максимыч поставил условия: секретные уловки при допросе он применять не будет, фамилию подследственного изменят, а журналистов представят, как стажеров или следователей.
Про арестанта, некого Беридзе, Максимычу предварительно сообщили, что он специализировался на старушках-пенсионерках. В день получения пенсий злодей караулил их возле сберкасс, шел следом и, выбрав момент, ударом в лицо сбивал бабушку с ног, забирал сумку с деньгами и документами, тут же садился на троллейбус или автобус и ехал грабить в другой район Москвы.
...В назначенный день приехали корреспонденты: сытая девица в синих очках и легинсах – из молодежной газеты, славящейся своей ненавистью к милиции. Вторым был нагловатый мужчина из правозащитного журнала, название которого Баздырев тут же забыл.
Пока ждали арестанта, Баздырев по просьбе правозащитника ознакомил визитеров с основными постулатами своего метода.
– «Детерминированный экспрессивно-психологический допрос» – это прогрессивный метод, ставящий своей целью прежде всего попытаться заглянуть в душу человека, в силу каких-то обстоятельств оказавшегося в заключении. Эти люди, даже несмотря на самые тяжелые преступления, как правило, раскаиваются, и им нужно немедленно протянуть руку помощи, разобраться и понять сложность и ранимость их души. Ведь совершив преступление, так называемые злодеи получают серьезную психическую травму, и, как правило, более тяжелую, чем так называемая жертва. И после преступления эти люди нуждаются в социально-психологической реабилитации.
– Вы правда так считаете? – искренне удивился мужчина из правозащитного журнала.
– Истинно так.
– Знаете, несколько неожиданно. Гуманистические идеи, человеколюбие – даже по отношению к преступнику?
– Неожиданно – для стандартного примитивного милиционера? – уточнил Баздырев.
– Ну, что вы! Вы для нас, Василий Максимович, милиционер новой формации! – вставила девушка.
– Мерси... Теперь, если позволите, о тактике допроса. Она у меня детерминирована с библейской мудростью: «Не суди, и не судим будешь». Разъясняю: если я вижу, что допрашиваемому человеку неприятны мои вопросы о его проступке, я извиняюсь и перехожу на другие темы, которые ему более по душе.
Правозащитник просто расцвел от баздыревских речей.
К счастью, очередной постулат пояснять Баздыреву не пришлось. Ввели задержанного – смуглого мужчину лет тридцати, обросшего до глаз щетиной, в черной кожаной куртке, мятых брюках и лаковых туфлях. Он исподлобья глянул на присутствующих.
– Здравствуйте! Присаживайтесь, – вежливо предложил Баздырев. – Назовите себя, пожалуйста, гражданин.
– Беридзе Тамаз Хризантемович.
– Вы не Беридзе, – спокойно заметил Баздырев.
– А кто же?! – удивился арестант.
– Вы, гражданин, – говно!
– Чего?!
– Повторяю: говно!!! На совковой лопате. Урод, о которого даже ноги вытереть противно. Ты зачем приехал в Россию, незваный гость из независимой Грузии? Почему дома у себя не работаешь, генацвале? Потому что Россия кормить вас перестала? Трудиться не любишь, да? Что ж ты у себя в солнечной Грузии старух не грабил? Западло или обнищали все? На меня смотри! Ты приехал в чужую страну, великую страну убивать наших матерей! На самое святое руку поднял! В глаза смотреть! Я с тобой канителиться долго не буду. Психологический допрос закончен. Сейчас ты очень быстро напишешь «чистуху» по всем эпизодам, вспомнишь все. А не будешь, хорошо, я тебя отпущу. Да-да, отпущу прямо на улицу. Но у ворот тебя встретят сыновья этих старушек, которых ты бил в лицо и у которых отбирал нищенскую пенсию... Они ждут тебя. Не веришь? Можешь глянуть в окно.
Баздырев вдруг проворно вскочил, схватил грузина за шиворот и волоком подтащил к распахнутому окну. Во дворе на скамейке сидели четверо крепких мужчин зрелого возраста.
– Вот он! – крикнул им Баздырев, показывая сопротивляющегося арестанта.
Мужики, подскочили, как подброшенные пружиной.
– Давай его к нам, на шашлык поедем. Тащи этого урода...
– Ходи к нам, чача пить будем! К белий дэвочка поедем!
Удовлетворившись, Баздырев таким же образом вернул «гостя» на место.
– Вот видишь, какой у нас гостеприимный народ!
– Давай бумагу, писать буду, – шумно выдохнув, произнес Беридзе. На его лице выступила морось пота.
Журналисты оцепенели. Девушка выронила ручку и даже не заметила этого. Человек из журнала изумлено таращился то на Баздырева, то на арестанта. Он, явно хотел вмешаться в события, но, кроме неожиданной отрыжки, ничего издать не смог.