Случай Анны О.
Анна О., которой к началу заболевания (1880) был 21 год, имела, по-видимому, наследственную предрасположенность к невропатологическими заболеваниям, к тем психозам, которыми иногда страдают члены знаменитых семей; хотя родители ее были здоровы. Сама же больная до этого была здорова, без каких-либо признаков нервности в период развития; с очень высоким интеллектом, поразительным даром на разного рода выдумки и глубокой интуицией; ее удивительные логические способности были под стать солидной духовной пище, они, попросту говоря, нуждались в таковой, но после окончания школы она перестала ее получать. Богатая поэтическая одаренность и склонность фантазировать находились под контролем очень острого и критичного рассудка. Именно он-то и делал Анну О. совершенно несклонной к внушениям; только логические аргументы могли оказывать на нее влияние, а любые просьбы были бесполезны. Воля ее была крепкой, Анна О. отличалась большой выдержкой и выносливостью, по временам даже доходившей до упрямства. От своей цели она отказывалась только из желания получить одобрение других.
В характере ее обращали на себя внимание доброта и милосердие. Постоянно проявляемая ею забота и уход за бедными и больными послужили на пользу и ей самой во время ее болезни. Состраданием к бедам других Анна О. удовлетворяла одну из своих самых больших потребностей. Ей всегда была присуща некоторая склонность к экзальтации: или веселье, или грусть. А отсюда и свойственная ей некоторая капризность. Поражало полное отсутствие каких-либо сексуальных интересов; больная, о жизни которой я был хорошо осведомлен, как никто другой, никогда не испытывала чувства любви; в громадном количестве ее галлюцинаций так ни разу и не всплыл сексуальный элемент душевной жизни.
Фройляйн Анна О., несмотря на переполнявшую ее духовную жажду, вела в пуританской семье родителей необычайно монотонную жизнь, которую она умудрялась скрасить особым образом, что, по-видимому, вообще, характерно для ее болезни. Девушка систематически предавалась грезам, которые она называла личным «частным театром». В то время как окружающие люди считали, что она участвует в разговоре, она на самом деле жила духом своей сказочной мечты, но всегда, когда бы ее только ни окликнули, Анна О. легко отзывалась, так что никто не подозревал о том, что с нею происходило. Наряду с домашней работой, которую она выполняла всегда безупречно, незаметно и почти непрерывно протекала ее духовная деятельность в виде неустанного фантазирования. Немного позже я сообщу о том, каким образом ее привычные здоровые грезы перешли в патологические.
Течение ее болезни легко членится на несколько фаз; таковыми будут следующие:
А) Латентный инкубационный период, время зарождения болезни; он занял примерно полгода, с середины 1880 года приблизительно до 10 декабря. Своеобразие излагаемого клинического случая предоставило возможность такого глубокого рассмотрения этой фазы, обычно лишенной нашего понимания, что уже только из-за одного этого случай Анны О. заслуживает нашего пристального внимания. Чуть позже я подробно изложу эту часть истории болезни.
Б) Заболевание проявилось в особого рода психозе, парафазии (паралалии), конвергентном страбизме (косоглазии), тяжелом расстройстве зрения, контрактурах-параличах, полностью захвативших правую верхнюю и обе нижние конечности, а частично еще и левую верхнюю, парезе (ослаблением двигательных функций) затылочных мышц. Постепенное уменьшение контрактуры правосторонних конечностей. Некоторое улучшение, прерванное пережитой в апреле тяжелой психической травмой в результате смерти отца. За этой фазой следует
В) Период продолжительного сомнамбулизма, позднее начавшего чередоваться с нормальным состоянием сознания. Сохранение целого ряда симптомов до декабря 1881 года.
Г) Постепенное исчезновение указанных патологических состояний и феноменов (период длившийся до июня 1882 года).
В июле 1880 года заболевает отец пациентки, которого она страстно любила. Его не смогли вылечить от периплевритного абсцесса, и в апреле 1881 года он умер. В течение первых месяцев болезни отца Анна О. со всей энергией своего молодого организма отдалась уходу за больным. Никого не удивляло, что с каждым днем девушка все больше измучивала себя. Никто, да возможно, и сама больная, не догадывался о том, что происходило с ней. Но постепенно ее состояние слабости, анемия, отвращения к пище стали настолько болезненными и заметными, что пациентку пришлось отстранить от ухода за отцом. Непосредственным поводом обращения ко мне был очень сильный кашель, в результате жалоб на который я и исследовал ее впервые. Это был типичный нервный кашель. Вскоре у больной появилась выраженная потребность отдыхать в послеобеденное время, а по вечерам ее стало одолевать схожее со сном состояние, к которому чуть позже присоединилось сильное беспокойство.
В начале декабря возник конвергентный страбизм. Врач-окулист объяснил это (по ошибке) парезом отводящей мышцы. 11 декабря пациентка слегла в постель и оставалась там до 1 апреля.
Быстро сменяя друг друга, появлялось и исчезало, причем, по-видимому, впервые в жизни больной, множество тяжелых расстройств: левосторонняя боль в затылке; из-за переживаемого беспокойства стал гораздо более выраженным конвергентный страбизм (доходя до диплопии – удвоения изображения); жалобы на то, что на нее могут обрушиться стены (страх наклоненных пространств). Трудно диагностируемые расстройства зрения; парез передних шейных мышц, так что под конец двигать головой она могла лишь посредством того, что вдавливала ее назад между приподнятыми плечами и уже тогда передвигала вместе со всем туловищем. Контрактура (ограничение подвижности суставов) и анестезия правой верхней конечности, а спустя некоторое время и правой нижней конечности; она вынуждена была держать конечности в вытянутом состоянии прямыми, словно бы прикованными к телу, они несколько выворачивались вовнутрь; позднее подобное происходит с левой нижней конечностью, а затем с левой рукой, но пальцы ее до некоторой степени продолжают сохранять подвижность. Да и плечевые суставы с обеих сторон были не полностью обездвижены. Максимально выраженная контрактура была в мышцах предплечья, а когда позднее мы смогли поточнее выявить зоны нечувствительности, наиболее нечувствительным оказался у пациентки район локтя. Вначале болезни нам не удавалось достаточно точно выявить участки кожи, лишенные чувствительности. Это было связано с сопротивлением больной, вызванным имевшимися у нее страхами.
Вот в таком состоянии больной я принялся за лечение. Вскоре мне пришлось убедиться в наличии у нее явно выраженных изменений психики. У пациентки было два совершенно разных состояния сознания, довольно часто и совершенно непредсказуемо сменявших друг друга; в ходе болезни эти состояния все дальше расходились друг от друга. В одном из них пациентка довольно хорошо ориентировалась в своем окружении, была печальна и боязлива, но относительно здорова; в другом она видела галлюцинации, была «невоспитанна», т. е. ругалась, бросалась подушками в людей, отрывала еще способными двигаться пальцами кнопки с белья и покрывала и совершала многие другие действия, подобные этим. Если во время этой фазы в комнате происходили какие-либо изменения, кто-нибудь входил или выходил, то больная жаловалась на то, что у нее нет времени, и тогда обнаруживались провалы в ее памяти. Так как на ее жалобы, что она сходит с ума, окружающие пытались отвечать успокаивающим обманом, говоря, что у нее все в полном порядке, то после метания подушек и прочих подобных действий следовали новые жалобы, что ей умышленно наносят вред, оставляя ее в таком смятенном состоянии, и т. д.